Страницы: 1

Автор	Сообщение
Manu(Иришка) Соль - Хави Группа: Участница Сообщений: 33	Добавлено: 04-04-2005 02:39
	этот фанф написала моя поруга.... мне понравилось, хотя это не мой жанр... Арлекин и его подружка «Давайте не будем брать на веру, что жизнь проявляется полнее в том, что принято считать большим, чем то, что принято считать малым» - Вирджиния Вулф. «Сидящие за столом мужчина и женщина жмутся друг к другу, ища поддержки и защиты в окружающем их враждебном мире. Их отрешенные взгляды обращены в пространство и в то же время внутрь себя, они одновременно разобщены и связаны неразрывными, более прочными, чем даже семейными, узами» - цитата из художественной книги о картине Пикассо «Арлекин и его подружка». Ей нравилась эта картина. Ей нравились чувства тоски, безысходности и бесконечного одиночества, которые она вызывала. Нравилось сидеть в углу комнаты, прачечной или в вагончике рядом с колледжем, впиваясь глазами в заветную книжку с репродукциями. Нравилось делать то же самое без книжки, выбрав себе определенную точку безграничного пространства и вглядываясь в нее, словно пытаясь понять ее тайный смысл, уловить нечто, ускользающее от чужих равнодушных глаз. Если бы кто-то еще пару месяцев назад сказал Мариссе Пиа Спиритто, что эти бесполезные с точки зрения обывателя занятия будут занимать значительную часть ее свободного времени, она бы незамедлительно сообщила об этом субъекте в Организацию потребителей психиатрической помощи (да-да, как психиатр по призванию сообщаю с абсолютной уверенностью, что такая организация существует!), дабы оградить общество от этого опаснейшего маньяка. А теперь выходит, что к специалисту необходимо отправлять саму Спиритто, которая вызывала шок у окружающих своим неадекватным поведением. Впрочем, шокировать Марисса умела всегда. Она хотела все забыть. Она завидовала только что появившимся на свет младенцам и людям, потерявшим память, старикам, впавшим в маразм и алкоголикам в аргентинских подворотнях. Она мечтала о том, что проснется однажды утром и ощутит спасительную пустоту. Но этого не случалось. Каждое утро в жизни Мариссы теперь сопровождалось воспоминаниями о ночных кошмарах. Нет, сны были отнюдь не ужасны, но именно это и делало их кошмарными. Девушке снились счастливые минуты, проведенные с Пабло. П-а-б-л-о. Каждая буква имени больно стучит по вискам, отдает в мозг и прожигает изнутри. Пять букв. Пять ударов, пять новых ожогов, пять рубцов у нее внутри… И в то же время Марисса как завороженная смотрела на репродукцию. В ее глазах на это время загорался такой до боли знакомый и любимый всеми огонек, на ее белом прозрачном лице появлялось что-то, похожее на румянец. Было ли это мазохизмом? Она и сама не знала. Несмотря на неуемное, больное желание стереть из памяти все, что там было, как надоевшую, заигранную мелодию с кассеты, она с ослиным упорством вглядывалась в голубой шедевр Пикассо. Был субботний вечер, и Марисса была дома. Смеркалось. Она сидела на высоком подоконнике, открыв окно холодному северному ветру. Он обдувал ее лицо, развевал рыжевато-красные волосы. Марисса обожала это состояние природы – ранние сумерки, небо, густо затянутое облаками, пронизывающий до костей ветер – в такие моменты она казалась себе одновременно маленькой, слабой и беззащитной, и в то же время частью чего-то сильного, большого и таинственного. У нее в руках лежала любимая книжка «Западноевропейское искусство ХХ века», неизменно открытая на 121 странице. Она в который раз читала аннотацию к картине «Арлекин и его подружка». «Они одновременно разобщены и связаны неразрывными, более прочными, чем даже семейными, узами…». Мари вспоминала… Бессонница…сильный холодный ветер, как сегодня…Он сводил с ума…Хотелось вырваться из душного колледжа, бежать, чувствуя, как ветер тянет вверх, а, может быть, и улететь… Мари не могла больше лежать в постели. Она всегда кожей чувствовала ветер, даже через крепко запертые и зашторенные окна. Господи, и почему нельзя сейчас открыть нараспашку все окна и впустить его? Девушка тихонько встала и на цыпочках, чтобы не разбудить подруг, подошла к окну…Она дышала прерывисто, сердце выпрыгивало из груди от волнения, от осознания того, что ОН рядом, за окном, и, стоит легонько приоткрыть окно, и Марисса Пиа Спиритто перенесется совсем в другой мир…там будут только ОНА и ВЕТЕР, он закружит ее в сумасшедшем вальсе, а она…она оторвется от земли и будет стараться изо всех сил, чтобы всюду поспевать за ним… Внезапно ветер стих, очевидно, не дождавшись Мариссу. Но Марисса успокоиться уже не могла. Ее охватили настолько сильные чувства, что она испугалась. Она уже почти разбудила девчонок, но что-то подсказывало ей, что делать этого не надо. Вместо этого девушка оделась и вышла в коридор. Она знала место, где сможет, наконец, встретить своего возлюбленного. Все так же на цыпочках она пробралась в прачечную, где беспрепятственно взобралась на подоконник и распахнула окно. Но ветра уже не было, он улетел, отчаявшись увидеть свою избранницу… Ветер все-таки вернулся. Она сидела на подоконнике и слушала его. Вдруг дверь отворилась, и вошел Пабло. Марисса поймала себя на мысли, что не против его присутствия, более того, она даже и не удивилась, как будто знала, что Пабло должен прийти сюда именно в эту минуту. - Господи, ну за что мне такое наказание?! Ты-то тут что делаешь? По ночам не спится, что ли? - Привет! Я слушаю ветер. Хочешь со мной? Слова Мариссы зацепили Пабло. Что-то вдруг поменялось в его сознании со страшной скоростью, какое-то странное чувство завладело им после этого ответа. Ему расхотелось разговаривать. Все же он произнес: -Честно говоря, я тоже пришел слушать ветер. Он взобрался на подоконник и сел напротив Мариссы. Повисло молчание, но это не было неловкое молчание, возникающее при встрече наедине двух лиц противоположного пола и вносящее некую двусмысленность в их дружеские (партнерские, «вражеские» в случае с Мариссой и Пабло) взаимоотношения, наоборот, это молчание было признаком их внезапно возникшего странного взаимопонимания. Вернее не совсем так. Взаимопонимания как такового не было, скорее, было даже полное его отсутствие. Была непонятная потребность в обществе друг друга, было что-то, связавшее их помимо их воли. Любовь? Может быть. Но все-таки тут было и что-то другое… «Они одновременно разобщены и связаны неразрывными, более прочными, чем даже семейные, узами». А любовь…любовь была тоже… В тот вечер они так и не произнесли не слова. Марисса чувствовала, как колотится ее сердце, она боялась, что его стук разбудит колледж и приведет в прачечную незваных гостей. Они сидели так близко, что оба чувствовали горячее, прерывистое дыхание друг друга. Внезапно они услышали шум. Да, вероятно стук сердца Мариссы все-таки разбудил колледж. Боясь, что подобного такого мгновения больше не наступит, Пабло приблизил губы к губам Мариссы…Девушка не могла объяснить чувство, которое испытывала, она в который раз подумала, как же мало слов придумали люди... Это чувство было как запах духов, неуловимый и пьянящий, заставляющий терять голову. Главное в духах – это даже не сам запах, а загадка, которую он в себе несет. Множество других запахов составляет этот единственный, но различить их может только специалист. Множество чувств сошлось в чувстве Мариссы, и ни один специалист не сможет различить их. Люди придумали один общий запах, содержащий в себе все остальные, поэтому они рассматриваются лишь в сообществе друг с другом. Люди придумали слово на букву «л», содержащее все чувства, испытываемые Мариссой, и не рассматривают их более, заменяя на это банальное и приевшееся слово. Через несколько секунд дверь в прачечную отворилась, унося с собой остатки ночи… По левой щеке Мариссы медленно катилась блестящая слезинка. Как же она ненавидела себя в эту секунду, и как благодарила налетевший ветер, мгновенно высушивший ее. Все-таки ветер был ее единственным ее настоящим другом сейчас. Ей хотелось выйти на улицу и гулять всю ночь, вдыхая горько-сладкий аромат одиночества. Но и на улице воспоминания держали ее мертвой хваткой, не выпуская из цепких своих ручонок. Этот день наступил спустя ровно два месяца после ночи в прачечной. Мари с Пабло сидели на скамейке перед зданием Elite Way School, и Мари, пытаясь изобразить подобие улыбки на бледном лице, говорила: -Паблито, ты не хуже меня знаешь, что так больше продолжаться не может. Мы все равно расстанемся, так давай сделаем это сейчас, пока мы не в ссоре. Или тебе так нравится обмениваться оскорблениями? -Ты права. Вот и все. Даже удивительно, как это им удалось расстаться без криков, драк и хлопанья дверьми. Вот так, спокойно и тихо, без лишних слов и пафоса. Было так же тихо, как и той ночью в прачечной. Они оба были смертельно уставшими и вымотанными за эти два месяца. Измены Пабло, его пьянство, угрозы, упрямство и эгоизм Мариссы, истерики и рыдания, ссоры и примирения, регулярные извинения Паблито, искреннее раскаяние в его бездонных, притягивающе-пугающих нереально голубых глазах, его слова, разбивающиеся о грустно-непроницаемые миндалевые глаза Мариссы, как свободолюбивые волны, бьющиеся о камни…Все это закончилось так спокойно и быстро, что никто из них даже не верил. Тем не менее, это было так. Теперь они стали чужими, связанными лишь парочкой воспоминаний с горько-сладким привкусом. Но какая-то связь еще была. Одна ниточка между ними не хотела рваться, та самая ниточка, которая вдруг откуда ни возьмись появилась тогда в прачечной, и не была похожа ни на любовь, ни на какое-либо другое чувство. Она была таким маленьким компонентом в целостном аромате, что ее не замечали, не придавали значения. Но теперь, когда сам аромат стал испаряться, она оказалась самой сильной. Это было единственным, что еще связывало их. И никто не мог объяснить, что же это было. Марисса зашла в какое-то кафе и села за столик. Было пусто, холодно и темно – как раз под стать ее настроению. Она подумала, что зря вышла из дома без мобильника, ведь Соня скоро вернется из театра, и, не обнаружив дочь дома, устроит истерику. Но по большому счету ей было на это наплевать. Сейчас все ее чувства и мысли, вконец измучив хозяйку, похоже, атрофировались, чему она была рада. И даже внезапное появление Пабло перед ее глазами, кажется, не затронуло ни одного ее нерва. Как тогда, в прачечной, его внезапный визит нисколько не удивил ее, так и сейчас она была абсолютно спокойна. Пугающе спокойна. Как будто это было единственное кафе в городе, и Пабло заглядывал сюда каждый день. Он сел рядом, и опять повисло молчание. Они сидели так минут семь, после чего с Мариссой произошла удивительная метаморфоза – ее мозг вдруг усиленно заработал, а в глазах появился лихорадочный блеск. Она как будто что-то вспоминала, и никак не могла вспомнить. Еще пара секунд – и ее лицо озарило что-то, похожее на улыбку. Это была даже не улыбка, а горькая усмешка. Лицо стало совершенно спокойным – не равнодушным, не безжизненным, не безразличным, а именно спокойным и умиротворенным. Она вспомнила картину. «Сидящие за столом мужчина и женщина жмутся друг к другу, ища поддержки в окружающем их враждебном мире». Да, это были они. Арлекин и его подружка. Странствующие гимнасты. Марисса и Пабло. Они сидели за столом в маленьком грустном кафе. Они никогда не понимали друг друга и никогда не поймут. Между ними не было громких слов «духовная близость», «всепрощающая любовь» и подобного словесного мусора. Была только маленькая ниточка, тоненький аромат в тяжелом запахе духов. Мари лишь только что поняла, насколько же сильной и неразрывной была эта ниточка. Поняла, что никогда в жизни уже у нее не будет более близкого и в то же время далекого человека. Их взаимоотношения всегда будут биться о скалы взаимного недоверия и непонимания, но в конечном итоге они всегда будут нуждаться друг в друге, жизненно нуждаться, как странствующие гимнасты. Они сидели сейчас, смотря в разные стороны. Мари смотрела в окно, Пабло глядел куда-то в потолок. Они редко смотрели в одну сторону. Но они сидели близко, почти прижавшись друг к другу, точь-в-точь как на картине Пикассо. Мари вдруг стало смешно. Она вспомнила, что великого художника звали Пабло. Цитировать

Страницы: 1

Отвечать на темы могут только зарегистрированные пользователи