|
| [ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ] |
| On-line: |
| Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ |
| Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 ...... 186 187 188 ...... 312 313 314 315 Next>> |
|
| Автор | Сообщение |
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 17-03-2012 13:20 |
|
ВЛАДИМИР ГЕРШУНИ ТАТЬ 1 Дорога за город. Топот! Топот! А речь у кучера — ах, и лиха! — «Ого-го-го-го-го!» И воззови, и кричи Каурому — одурь! Аж в жару, до умору, аки чирки! О, летело поле! Село полетело... Ток... Скот... Овин... Жниво... А мы дворов, дыма — о, мимо! Мимо коров да задворок — оле, чмокалка! Мне дар кутилы пылит (украден маклаком)! Чело тинет с жару, кураж стенит... И лад в дали, диво — вид! Ольха... Полынь... Уныло пахло... Мята... Тьма на воле перепелов... А нам, татям, ах, ето пело поле! Потеха! Ревел клевер о лесе весело и о воле еловой — и летят ели! Но! Но, Каур! Я еду к Кудеяру. А конь — он — ну как скакун! Силач! Мы мчались и летели — ох и лихо! ............................ Я с лавры вырвался — о мати! Тамо и кони — как иноки... И лети, богопасом, амо сапог обители- мати несет, оле, зело тесен. И там сени демон ономедни нес сорома морось, лепо сопел, манил: «О, воли нам!» ............................ Липок дьявол, слов яд копил — нож оно, нож! Олово ль слово? Ложь оно, нож! Он воспел о воле псов! «Шарашь потоп!» И летели плотины древ, таче в утече мечет, увеча твердыни толп воров и черни, будто терпит и прет от дубин речи и трепа паперти — ух, и прет в терпиху, яру душу дуря, яро в омут умов оря, маня, ловя, воззовя: «Воля — нам! Раба — на бар, а на раба — барана! Ропот, ищи топор! Топор, ищи ропот!» О вера — зарево! Ее тот ли, буесловя, дьявол се убил? 2 Нам атаман, как иерей, мир указал. А закурим — мир озарим и разорим! Миру курим мы дым! Ужас, как сажу, метем! Яро горя, беда с усадеб тень холопий полохнет... Миру душу дурим! Мишуру рушим! Отчины — ничто! Мир обуян — гори! Пир огня — убор им! Мори пиром! Уничтожь отчину! — Вознесен зов, зов к силе. Пели сквозь топот и рев двери, ярость соря! Восплах ахал, псов яро хорохоря. О, до жути пир хмелем хрипит уж, и смеемси, аки на пиру до одури паника, и харь пот, рев. И носились они, вертопрахи, и кнезь таращил, ища рать, зенки: «Ущерб обрещу!» Яра харя, как у худого духу, отупел сослепу-то! А рать стара. Лелеет ее Лель, Лель одолел. (Или опоили?) Но стереть сон могим мигом! Но сметем сон — да в ад! Ад — жар. В ту темь и мороку ало зияя, и зола — укором, и метут вражда, угар бед, где брагу ту сосут, чем течет меч. Елозь в золе, адороба борода! Ад — жажда! Ад — еда! Туда пира цари падут — ада ртов отрада! Их и давили, в ад маня, ров дворянам вырыв, умереть в терему велев им. А чем велев? Мечами! Им, аду пира, дари пудами и не цени вора даров! Мир обуян — гори! Пир огнями убор им несет, мир им тесен! Наш меч ал. Плачь, емшан... 3 Ого — нюх юного! Шиш, молокосос! Соколом он туго, могутно у терема замер: «Ету уведу деву». «Али мила?» «Я ея, утушку-цацу... к шуту!» Окно — теньк! О, в окне — тонко: «А-а! Мама-а!» И тати: «Аха-ха-ха! и ее, и матушку-маму... к шутам! Им алеть телами!» Ала в хуле телу хвала! ...Он, ковров не видя — дивен вор! — в окно: «О, ты-то иди. Али сдала, лад-сила?» Зело пьян, я полез. Я-то хотя доломан, а молод! «А-а! Ма-ма-а!» «Цыц!» Атата! О, да не по жопе надо! Он сапогом ее мог, опасно — он кован. Она — в окно, от хором... О, к саду — тенью... Не туда скоморох-то! Ее и нет! Куда скакнула шалунка! К саду, к тени — ищи ее, шиш, ухарь праху! И в ольхах лови, как у хат птаху. У, взял язву! Юла! Шалуну сунула шалью — и в рожу, и в рот! — «Оторви ужо, рви от сучьев!» — «Увечусь-то!» Ах он, аноха! Лапал — ручища! — «Тащи!» — «Чур! Ручищи, чур! А-а! Ма-а-ама-а!» Но ее он унес к сену — яти дитя. Ещё-то ко тёще тащат! Но он лишь ету цацу тешил. О, вот сила ж! Сжал истово — сила вола! Баловались... Сила! Сосватались! Сила-та! Всосались!.. Вот суку-мать, аще теща — там у кустов... И орет! Ерои ети — зяти-витязи те! Еть ее, во соитии опоити — осовеете! Ах, ето потеха! Мама хамам: «Саван на вас!» Но взлетел звон меча... Зачем? Не обуян я у боен. У ребят я беру ее и зову юного, гоню: «Увози». А, к шутам! Им она мать, а с атаманом и матушка! Молодися с идолом! Отселе велес-то недале — на деле, ано наворовано на-еле. Да, неладен идол! Плоди котят-татяток! 4 Не вилы — ливень сено понес и мял емшан со сна шмелями и маки с усиками. Се, воя, с ливня пьян, вился овес, оторопело поле порото, оно мокло волком и ныло. Мечут в туче молыньи, моргая, а гром мир оглашал: «Горим! Я славен! — гневался. — Я Илия! Яро в туче лечу, творя потоп ада пен, горимир огнепада — иду, гроз вперив свиреп взор!» Гуди, летатель гор! Ветра, жарьте в рог! Лети, но гори, мирогонитель, и, опьянев, звеня, пой! Небу бубен и радугу дари! Иди! «И иду!» — Буди, и дебри, мир бед, как тень гор, дрогнет! _______ Ебена нежить иже на небе! Тю она! Речи чичера ноют, аще пёр тугу, трепеща. Тело колет, болит и лоб. Насморк сип. Искромсан дух, истят си. Худ шалаш — мокну сосунком! Но, стеня, тянет сон, уд унежив оков, иже нуду уняв в утине, сон осенит — увяну. ...Ан сна оков и чар мощь, омрачив око, летак, сатаны натаскатель, яви дменьем дивя, и марами, он речи-тени кинет — и черно, и ало дымят ямы дола, и, намутя туман, виляя, поле мучил и чумел, опялив и диво-воду — чудо в овиди, и разлив явил зари потоп, и лалы по воде медово пылали. Не морок-сон ли, сильно скоромен? — Ту деву ведут, юну куничку — к чину кунью! А куница — цаца цац! И ну-ка, залазь! А хули, милуха, утолим-ка так милоту! И ей унзну... Оле, чур! Тру чело. Оле, шел пот, речил о боли — чертоплешило, и с чертогону течет у ног. Отречьси от чертенят! Уноси ноги и гони сон! Утянет речь-то акы в утробы в адовы. Вывода выбор, тувыка — молись силом. Я мру, чур мя! Иди себе, бес, и сон уноси. Ала молонья пьяно ломала ярок узор, грозу коря, ахи нежити, жениха мороку, и метала теми укором, али небо кобенила сила грома. Заморгались вымоин гор огни. Омыв адово мир, зримо вода яростиво рубит, и шарашит, и буровит, соря. ............................ Иди и потопи лета темень! Говори, миров огнеметатель! Рок, сила! Шал и скор, носясь, он море в узилища тащил изувером — потоп он носил, а тополя лопотали сонно и ливень гневили. ...Но светел, улетев, сон овил тополя вяло, потливо, и лавы бурь убывали. И еле с елей течет, и лапы ссыпали уже долгих игл одежу. Ясень умер, дрему неся и лень, и синели тучи, чуть морося сором. ............................ Бор гробу во хмуру. Мхов убор. Гроб, как око, теменью немеет, как и шумом уши, а робостью — уют собора. И леса чухать птах учась, ели — как монахи. Шиханом леший шел, как поп, во вере тетеревов — невидаль, а дивен. Шел по плешь во хмызу, и лапищи щипали узы мхов. Вид у лешака шелудив. Он и во снах учухан совино. Или он ослеп, архиерей? Храпел сонно... Аль епархии храпела нелюдью лень? Али чума замучила? 5 Лари бояр я обирал — и на день мне дани! И зову юного, гоню: «Увози». Но вон еще, уведя, деву тащат. Ахти! Журка та кружит, ха! Косы, венец — в цене высок. И ребята: «Батя, бери, от мира дарим-то! И бей ее, и еби, и поркой окропи!» И, обругана гурьбой, алела. Охуеет ее ухо — мат и тут и там. Уж я вяжу ее, а не лезу — зелена. Ей не мило зол имение — там ее мать... Тать, ее не убий, буен! Но он — аки наш Аника! Ее тень отстонет... ............................ Но, взлетев, светел звон! Ух, рев вверху! Мечту во злобе на небо ль зовут? Чем нов звон тот? Уж я ль гляжу, и там — ого! — Богомати... О видение! И, ей-ей, не диво! Сиро в тине лени творись! Ох, и тупел сослепу тихо — и тины нити опутали... Вся сила! Виси, валися — свила тупо. Али мне лень мила, и мя теснит и тин сетями, и манит ям вмятинами? Али пел сопьяну, глазел, слеза-лгунья послепила? Ту зелием змеи лезут — оле, змеит и питием зело! Таче лень не лечат. Или овил чад ум удачливо, яря во себе бесов? Как у вод неводу, худо. В ендову сую ус, сую, опьянён... Я пою, ус в висок скосив. Он рот умилял, и муторно. Я бес, я у чар в яме! Нем я, врачуя себя, и чёрт речи меня лишил, я нем. Я, следя, лгу ему в уме. Угляделся. И себе на небеси — нема, как и лика камень, а чутка, как туча. Ясен зов Ее вознесся: «Я и надзор, и мама мироздания, беду судеб вижу, ран боль обнаружив. ...И о плаче, печаль, пой, и воззови, и мир прими!» ............................ Ее дивен мне вид! У дива на виду я утеснён, сетуя, и лоб томим от боли, от чуда-ладу: что Успенье псу? Молися силом! И омыты мои очиньки, лик... Ничо, вымолил, омыв ее укором тенет мороку. Зло переполз... Я славил боль, обливался ей, нем, ан знамение яро в тиши творя... Меня истина манит сияньем! Лети, сон, тенет носитель! Лети, чар рачитель! А тута, въявь: — Лезь, мамзель! — Залазь! — И повопи! — Цыц! — Убрав ее в арбу и обдав свадьбой, катили так и летели, как ада чада, а дар конокрада летел, ровно и он вор. Удал, сулил усладу... Сёла, лес, и луг, и Жигули, и город у дороги — о, мимо, мимо! Тю! О пирах ухари поют и о воде медовой! Их усы сухи. 6 Ого, топот! Ага, учуял я. Учу: «Молодь-зелено! Не лезь долом». Топот... Топот... «Он далече? Ладно!» И летели, и лепо пели мы там холмам лохматым, и маками низин яра залила заря у города дорогу. ...Тише! Мститель летит, смешит воров — то гогот, то хохот: «Ого-го-го-го-го! Аха-ха-ха! Аха-ха-ха- ха!» Бах! — осело колесо. И жалко поклажи. Летит смерти хитрее мститель! Летел, как и чёрт с встречи с иконой — он окис! А вижу: на небе мать там ...на — ну, жива! И ..... над нами! Лети, о воитель, ха, Мономах! Лети, бар грабитель, лети на канитель! Нельзя, в ухабах увяз, лень... Нам — аман. Наш меч умер. Дремуч емшан. 7 Ха, в оковах ем я в яме уху. Ишь, а ныне, жаря еду, кутят у Кудеяра жены наши! Нежь жен, мило ври, мирволь им! Ах, уха аки бибика! Ох, и лечь нынче лихо! Как лапоть, си ищущи истопал. Верю в Юрьев мора денек. Шуба бабушке недаром и дарена, да не ради их ухи... Шабаш! Ров, двор и щелка... Дабы дыба да клещи мя трем смертям отдали... «Мил ад-то?» — Так жалил и пилил аж кат. Ад алкал. А клада иди ищи! А клада — гадалка ищи в сене, свищи! Огонь меня немного того... Ноготь — ого! Того... Акика! Так, кат, учи бичу! Моли шилом! Тот кат ли повалил, оголил, а вопил так, как от сапа сто волов. Икал. У ката кулаки — ины дыни ешь — не меньше! Он рот воплями мял повторно и мял после дел соплями, и, воркуя у крови, узел свил, слив слезу. Еда звучала палачу в заде — и прет, а терпи! Коты пыток! Раки кар! Кат — сам ада мастак! Яра татарья, яра харя! Шарашь, акы быка, овец, и сицево мочи бичом! Тело коли, шило! Колет, аки пика! Я следом оделся уколов. У зубов обузу волоку. «Иль язик изъяли? Мы дадым нового! Вон и повиси. Вопи, как колоколок!» Инно: в зубы да на дыбу. «Звони! И о вере вой!» Йок, а на кой? Каты, вы так! Кату — кутак! Но выдал клады — вон они, тут: инно — течет ета наша каша, нате! И уха на хуй течет! Течет, как адова вода... 8 Не жив день, недвижен, и чуть тучи намутили туман. Вянет стен явь. А за кирпича лапами атака таима — палачи Приказа. Теперь трепет тише тешит. Ах, и так ты, пытка, тиха! Тишь у дыбы душит. Я не шишеня, дар я аду. Ну, да я рад аду суда. Дьявол — слов яд оговору сурового. Яду, судья! Ишь, и твари! Мука — везут. У зевак, у мира в тиши, сиволапо тащат. Опал, овис, ха, лег на виду... Съехал по плахе. Судьи в ангелах, да втащат в ад — ад же дан как надежда! 9 И летописи потели... Адов слог ал, глав ал глагол свода: то пот — чем течет меч! Топор плахам ахал про пот, ухал, плаху вымыв! Индо дни он метил, и темно махал по плахам мытым. О нас и писано: мол, занят ум смутьяна злом — то мот и вор крови. Или тем-то и отметили? Мора день недаром моту, мол, уныл... Хмелем хлынул, омутом — и пир хмелем хрипи! И позови воров, и возопи, в омут умов ори сиро! Ада идол, псов алы рыла восплоди и рты, вымыв, вытри! И шишара, шиши, шерёшь и тати — тут как тут. И опои, и наври рвани! И враз у пира втихаря о боярах — и твари пуза рви! И на холопа по лохани! А боль-злоба алела и ворковала во крови — от часа, что сила воспенилась, а псари мира спасали не псов, а лис, и летописи лисьи потели... 10 Может, ямы мятежом вырыв, топор искал плакс и ропот, и охал, пахарь праха, плахой им, а палача лапами те четвертованы. На вот — рев течет... Ям вера — ревмя. Ее нежа в уме, и не чёрт отречением уважен, а холоп отречен. Рок в корне чертополоха — закопан напоказ. И врыв, в яме сгинь, книг семя, вырви — и врозь взорви! И книжинки, воспылав от силы листов, алы, псов и лис они тревоги миговерти носили. Ума хула в хвалу хаму, и чёрту глаза лгут речи, которыми наго поганим мы роток. Хаму в умах оголи — хаму зароком око разума хилого. Топор отколе вело? Кто, ропот вил оголив, учил кличу мечом? О чем? «Бар грабь! Уничтожь отчину! Фу-ка, в узы бар, абызу — вакуф! Не жалеть тела жен!» Учил кличу тот супостат со пустот мира дыры. Да дыры — дар им! И тамо преследовал главодел серпом. Ати мира дырам! Чмары дар им — молот сокровищ или зуд узилищ и вор-костолом! Ропот, ищи топор! Топор, ищи ропот и мани толпы плотинами! Их ал путь у плахи, ал зла потоп! Ям вера — ревмя. Манишь, рев, к вершинам плоть толп. Небодум им удобен, а вера царева родит нам антидор. Но смутишь — удушит ум сон, и неметь в темени уму. И метет в те теми и неми шабаш имен и ада улова — и диаволу доход. 11 Но взнесен звон! Мило колокол им, яро, мило вещал, слаще воли моря! И рад устало — псина, раб, вора забава, базаров баран! Исполать, судари! Мы вечевым мира думу в ум ударим! Мором мира дом одарим! О вера-зарево! О, не раз озарено ее имя татями — их и ее имян гори, мир, огнями! Мир им — кабак. Он, небось, особенно мил им. Мора день недаром им ахал плахами и олуха хулой. Им и дайте топор — пропотеть, и ад, зияя из тени, заранее геенна разинет. Ее имя расписано до нас, и псарями оно воспето в рвоте псов — хам рока на кормах! 12 Веру доищи, одурев, и мало — колоколами, и рано — в звонари... Ала в хуле делу хвала! А народу хула в хвалу. Худо-рана течет — вымокал у ката кулак, омыв дел сих уд, и дух, и след. Народ чохом охоч до ран, он сир присно, и крут, как турки, и круче чурки, и серее ереси. Неодолим он, но мило доен, нечесан, а сечен, надзору роздан, надолго оглодан, натупо опутан, утоп в поту и охуел под оплеухой! 1969—1972, 1975—1976, 1990, 1993 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 17-03-2012 23:15 |
|
Евгений Рейн ВТОРОЕ МАЯ Памяти Ильи Авербаха В такой же точно день - второе мая - Идти нам было некуда, А надо куда-нибудь пойти. И мы пошли с Литейного Через мосты и мимо мечети Туда, где в сердцевине петроградской Жил наш приятель. Он не очень ждал нас. Но ежели пришли - пришли, И были мы позваны к столу. Бутылку водки принесли с собой И в старое зеленое стекло - Осколки от дворянского сервиза - Ее разлили. Ты - второе мая, - Лиловый день, похмелье, Что ты значишь? Какие-то языческие игры, Остатки пасхи, черно-красный стяг Бакунина и Маркса, что окрашен В крови и саже у чикагских скотобоен, И просто выходной советский день С портретами наместников, похожих На иллюстрации к брюзжанью Салтыкова... По косвенным причинам вспоминаю, Что это было в шестьдесят восьмом. Мы оба, я и мой приятель, А может быть, наоборот - Скорее все-таки наоборот, Стояли, я сказал бы, на площадке Между вторым и первым этажом Официально-социальных маршей Той лестницы, что выстроена круто И поднимается к неясному мерцанью Каких-то позолоченных значков. Быть может, ГТО на той ступени, Где не нужны уже ни труд, ни оборона... Приятель наш был человеком дела. Талантом, умником и чемпионом Совсем еще недавних институтов. Он на глазах переломил судьбу, Стал кинорежиссером - и заправским, И снял свой первый настоящий фильм. (И мы в кино свои рубли сшибали В каких-то хрониках и "научпопах".) Но он-то снял совсем-совсем другое, Такое, как Тарковский и Висконти, Такое же, для тех же фестивалей, Таких же смокингов и пальмовых ветвей. Ах, пальмовые ветви, нет, недаром Вы сразу значитесь по ведомствам обоим - Экран и саван. Может, вы родня? И вот сидели мы второго мая И слушали, как кинорежиссер Рассказывал о Кафке и буддизме, Марлоне Брандо, Саше Пятигорском, Боксере Флойде Патерсоне, об Экранизации булгаковских романов, Москве кипящей, сумасбродной Польше, Где он уже с картиной побывал. И это было все второго мая... ...Второго мая я сижу один В Москве, уже давно перекипевшей И снова закипающей и снова... Что снова? Сам не знаю. Двадцать лет На этой кухне выкипели в воздух. Я думаю - и ты сидишь один В своей двухкомнатной квартирке над Гудзоном, Который будто бы на этом месте, Коли отрезать слева вид и справа, Неву у Смольного напоминает, Но это и немало - у меня Все виды одинаковы, все виды. Есть вид на жительство, и больше ничего. Там, в этом баскетболе небоскребов, Играешь ты за первую команду, Десяток суперпрофессионалов, Которые давно переиграли Своих собратий и теперь остались Под ослепительным оскалом Всесветского ристалища словес. И где-нибудь на розовом атолле Сидит кудрявый быстрый переводчик - Не каннибал в четвертом поколенье - И переводит с рифмой и размером Тебя на узелковое письмо. И это - Финишная ленточка, поскольку Все остальное ты уже прошел. Ну что, дружок, еще случится с нами? Лишь суесловие да предисловья. А вот с хозяином квартиры петроградской И этого не будет. А он стоял в огромном павильоне, И скрученное кинолентой время Спеша входило, как статист на съемку Стрекочущего многокрыльем фильма, Да вдруг оборвалось... ...Второго мая Мы все сидим в удобных одиночках Без жен, которых мы беспечно растеряли, И без детей, должно быть затаивших Эдипов комплекс, вялый и нелепый, Как все вокруг. И наша жизнь не в том... А в том - за двадцать лет Мы заслужили такую муку, Что уже не можем пойти втроем По Петроградской мимо "Ленфильма", и кронверка, И стены апостолов Петра и Павла, Мимо мечети Всемогущего и мимо Большого дома "Политкаторжан", Откуда старики "Народной воли" Народной волей вволю любовались. Мимо еще чего-то, мимо, мимо, мимо... Вот так проводим мы второе мая. 1982 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 17-03-2012 23:32 |
|
Максимилиан Волошин Северовосток Расплясались, разгулялись бесы По России вдоль и поперек. Рвет и крутит снежные завесы Выстуженный северовосток. Ветер обнаженных плоскогорий, Ветер тундр, полесий и поморий, Черный ветер ледяных равнин, Ветер смут, побоищ и погромов, Медных зорь, багровых окоемов, Красных туч и пламенных годин. Этот ветер был нам верным другом На распутьях всех лихих дорог: Сотни лет мы шли навстречу вьюгам С юга вдаль - на северо-восток. Войте, вейте, снежные стихии, Заметая древние гроба: В этом ветре вся судьба России - Страшная безумная судьба. В этом ветре гнет веков свинцовых: Русь Малют, Иванов, Годуновых, Хищников, опричников, стрельцов, Свежевателей живого мяса, Чертогона, вихря, свистопляса: Быль царей и явь большевиков. Что менялось? Знаки и возглавья. Тот же ураган на всех путях: В комиссарах - дурь самодержавья, Взрывы революции в царях. Вздеть на виску, выбить из подклетья, И швырнуть вперед через столетья Вопреки законам естества - Тот же хмель и та же трын-трава. Ныне ль, даве ль - всё одно и то же: Волчьи морды, машкеры и рожи, Спертый дух и одичалый мозг, Сыск и кухня Тайных Канцелярий, Пьяный гик осатанелых тварей, Жгучий свист шпицрутенов и розг, Дикий сон военных поселений, Фаланстер, парадов и равнений, Павлов, Аракчеевых, Петров, Жутких Гатчин, страшных Петербургов, Замыслы неистовых хирургов И размах заплечных мастеров. Сотни лет тупых и зверских пыток, И еще не весь развернут свиток И не замкнут список палачей, Бред Разведок, ужас Чрезвычаек - Ни Москва, ни Астрахань, ни Яик Не видали времени горчей. Бей в лицо и режь нам грудь ножами, Жги войной, усобьем, мятежами - Сотни лет навстречу всем ветрам Мы идем по ледяным пустыням - Не дойдем и в снежной вьюге сгинем Иль найдем поруганный наш храм, - Нам ли весить замысел Господний? Всё поймем, всё вынесем, любя, - Жгучий ветр полярной преисподней, Божий Бич! приветствую тебя. 31 июля 1920 Коктебель |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 17-03-2012 23:47 |
|
Е.Евтушенко Достойно, главное - достойно,- Любые встретить времена,- Когда эпоха то застойна, То взбаламучена до дна. Достойно, главное - достойно,- Чтоб раздаватели щедрот Не довели тебя до стойла И не заткнули сеном рот! Страх перед временем, паденье, На трусость душу не потрать, Но приготовь себя к потере Всего, что страшно потерять. А если всё переломалось, Как невозможно предрешить,- Скажи себе такую малость: "И это можно пережить!" |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 00:11 |
|
Дм. Быков Победоносное Так уж честно победили, что и двадцать дней долбя, никого не убедили, а особенно себя. Жаль, приказ еще не издан — но дождемся, нашу мать, — чтоб к победе над фашизмом этот подвиг приравнять, чтоб, традицию ломая, но являя широту, мы уже седьмого мая отмечали ту и ту. Победили, отстояли, разменяли на рубли, раскатали, изваляли, истоптали, отскребли, показали, доказали, не отдали, соблюли — и Казани, и Рязани, и Обаме, и Бруни, и проклятой Пикадилли, вас не видящей в упор… Так уж полно победили, что стреляют до сих пор. Защитили серп и молот, звук родного языка… Успокоиться не могут, все не вытопчут пока. Гул стоит в родных осинах, орки строятся в каре — все никак забыть не в силах, как уклались в декабре. Победитель белоглазый, ты взлетел, орелик мой, над оранжевой заразой и над ленточной чумой! Вот чистейшая победа: всех, кто встал с другой ноги, по закону Архимеда вытесняют во враги. Торжествует жажда мести, обуявши большинство. То, что жить придется вместе, не волнует никого. Так уж честно победили, с самым-самым во главе, что со страху залудили эпик фейл по НТВ — «На Болотную ходили за бабло и «Доширак»!»… Так уж честно победили, что не врать — уже никак. Так бесспорно победили в равной, доблестной борьбе, что Козлова посадили — вот, Романова, тебе! Посадили PussyRiot, чтобы выглядить крутей; вон и деток отбирают — победили и детей! Вот победа образцова, неустанный ратный труд. Взяли было Удальцова, да отдали: больно крут. Коллективный победитель, предводитель душ и тел! Отчего твой белый китель так под мышками вспотел? Взявши Питер и Москву уж, — что же, доблестный Мальчиш, так визгливо торжествуешь, так ножонками сучишь? Что ты воешь, многомясый, усмехаясь роково, навалившись всею массой неизвестно на кого — на студентов, на младенцев, на зажатых, будто гость, обреченных отщепенцев перекупленную горсть? Лишь на них, твердоголовы, брешут высшие слои — Соловьевы, Соколовы и Фадеевы твои. Эти стыдные минуты — худший выбор высших сфер. Либо мы не лилипуты, либо ты не Гулливер. Нет, таких истерик, знаю, не закатывает тот, кто домой, к родному краю, победителей ведет. Так — под хохот пьяной крали, у провала на краю, — обмывают, что украли, а не отняли в бою. Тут иной руководитель, обладатель лет шести, спросит: как же победитель должен, блин, себя вести? Да уж вы, вожди со стажем, как сказал бы вам Бильжо, не волнуйтесь. Все покажем. Все увидите ужо. 17.03.2012 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 13:10 |
|
АЛЕКСАНДР ВЕЛИЧАНСКИЙ Когда убили одного, все спрашивали: кто? кого? когда? с какою целью? солдат ли? офицер ли? Когда убили десять лиц, все вслух позорили убийц, запомнив благосклонно убитых поименно. Когда убили сто персон, никто не спрашивал имен — ни жертв, ни убивавших, а только — наших? ваших? Когда убили миллион, все погрузились в смертный сон, испытывая скуку, поскольку сон был в руку. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 13:36 |
|
ВЛАДИМИР КАЗАКОВ ОКНО бредет окно ночное, бредет сквозь топи звезд, склоняясь над водою, звеня о стебли верст. в окне свет тусклый болен, свеча бледна сквозь сон. с бродячих колоколен летит усталый звон. в стекле дрожат соборы, туман грозит перстом, темно закрыв собою златой порыв крестов. бредет окно далеко с погасшею свечой. отлит чугунный локон и детское плечо 1966 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 13:37 |
|
Владимир Казаков ОКНО бредет окно ночное, бредет сквозь топи звезд, склоняясь над водою, звеня о стебли верст. в окне свет тусклый болен, свеча бледна сквозь сон. с бродячих колоколен летит усталый звон. в стекле дрожат соборы, туман грозит перстом, темно закрыв собою златой порыв крестов. бредет окно далеко с погасшею свечой. отлит чугунный локон и детское плечо 1966 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 13:54 |
|
ЕВГЕНИЙ ХАРИТОНОВ У тети Лиды у тети Тони детей не было они застудили в тюрьме тетя Лида долго крала украла у деды Сережи револьвер для кавалера назначит свидание сразу двоим или троим у Дворца Труда они за это ее с балкона Что она делала с дядей Сашей сама не работала все его деньги на безделушки Саша мне от тебя подарочек Дядя Саша уйдет ночью в забой к ней идет соседский племянник Сколько у нее было мужчин Бабуся только порадуется тетя Лида замужем она снова приходит домой дрожит один раз пришла в одной рогожке Дядя Саша придет со смены измучился в шахте она просит ее поласкать А он силач сирота Тетя Тоня, правда, сразу вошла в колею мамочка к ней переменилась, а тетя Лида всю жизнь Просила положить в гроб с накрашенными губами и с фотографией Виктора Им тюрьма как масонская ложа Виктор чуть ли не за убийство сидел, и дядя Миша, правда, по шоферскому делу Виктор это конец всего А дядя Саша ее на руках носил, могла с ним спокойно до конца дней. Ну разве можно, Манон Леско. Женя сказала Лидка была милее обе добрые но Лидка милее Мамочка разве могла к ней хорошо а ребенок не разбирает назло мамочке любит тетя Лида бабусина дочка приезжает из Сталинска ласковая обнимается Разве мамочка могла к ней хорошо Студенткой пришла с папой в дом пришли к бабусе работала зарабатывала отказывала себе во всем всем помогала а тетя Лида у нее крала таким трудом заработано крала себе на разгульную жизнь Мамочка с папой строили совершенно другую жизнь Такая семья всегда вместе в отпуск вместе всем всегда помогали и чтобы ребенку передалось Порядочность необыкновенная не понимают непорядочных совсем. Папа всему верит что показывают или оповещают даже нет любопытства к другим колеям делал делал зарядку и все равно тремор и я не то. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 20:52 |
|
Осип Мандельштам Я вернулся в мой город,знакомый до слез... Я вернулся в мой город,знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда, - так глотай же скорей Рыбий жир ленинградских речных фонарей. Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток. Петербург, я еще не хочу умирать: У тебя телефонов моих номера. Петербург, у меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок. И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 21:27 |
|
Велимир Хлебников. СИНИЕ ОКОВЫ К сеням, где ласточка тихо щебечет, Где учит балясин училище с четами нечет, Где в сумраке ум рук — Господ кистей, Смех — ай, ай! — лов наглых, назойливых ос, Нет их полету костей, Злее людских плоскостей Рвут облака золотые У морей ученических кос. Жалобой палубы подняты грустные очи, Кто прилетел тихокрылый? Солнц И кули с червонцами звезд наменять На окрик знакомый: «Я не одета, Витюша, не смотрите на меня!» Ласточки две, Как образ семьи, в красном куте, Из соломы и глины Вместо парчи Свили лачугу: Взамен серебра образу был Этих ласточек брак. Синие в синем муху за мухой ловили, Ко всему равнодушны — и голосу Кути, И рою серебряной пыли, К тому, что вечерние гаснут лучи, Ясная зайчиков алых чума В зелени прежней, кладбище солнца, темнеет, пора! Вечер и сони махали крылом, щебеча. Вечер. За садом, за улицей, говор на «ча»: «Чи чадо сюда прилетело? Мало дитя?» Пчелы телегу сплели! Ласточки пели «цивить!». Черный взор нежен и смугол, Синими крыльями красный закутан был угол. Пчелы тебя завели. Будет пора, и будет велик Голос — моря переплыть И зашатать морские полы — Красной Поляны Лесным гопаком, О ком Речи несутся от края до края, Что брошено ими «уми» Из умирая. И эта весть дальше и больше, Дальше и дальше, Пальцами Польши, Черных и белых народов Уносит лады В голубые ряды, Народов, несущихся в праздничном шуме Без проволо́чек и про́волочек. С сотнями стонными Проволок ящик (С черной зеркальной доской). Кто чаровал Нас, не читаемых в грезах, А настоящих, Бросая за чарами чары вал. И старого крова очаг, Где город — посмешище, Свобода — седая помещица, Где птицам щебечется, Бросил, как знамя, Где руны — весна Мы! Узнайте во сне мир! Поссорившись с буднями, Без берега нив Ржаницы с ржаницей, Увидеться с студнями — Их носит залив, Качает прилив, Где море рабочее вечером трудится — Выбивает в камнях свое: восемь часов! Разбудится! Солнце разбудится! Заснуло, — На то есть Будильник Семи голосов, веселого грома, Веселого охота, воздушного иска. Ограда, — на то есть Напильник. А ветер — доставит записку. На поиск! На поиск! — Пропавшего солнца. Пропажа! Пропажа! Пропавшего заживо. В столбцах о краже Оно такое: Немного рыжее, Немного ражее, Теперь под стражею, Веселое! В солнцежорные дни Мы не только читали, Но и сами глотали Блинами в сметане И небесами другими, Когда дни нарастали, На масленой... Это не в море, это не блин, — Это же солнышко Закатилось сквозь вас с слюной. Вы здесь просто море, А не масленичный гость. Точно во время морского прибоя, Дальняя пена — ваши усы. Съел солнышко в масле и сыт. Солнце щиплет дни И нагуливает жир, Нужно жар его жрецом жрать и жить, Не худо, ежели около — кусочек белуги, А ведь ловко едят в Костроме и Калуге. Не смотри, что на небе солнце величественно, Нет, это же просто поверье язычества. Солнышко, радостей папынька! Где оно нынче? У черта заморского запонка? Черт его спрятал в петлицу? Выловим! Выловим! Выудим! Выудим! Кто же, ловкач, Дерзко выломит удочку? И вот девушка-умница, девушка-чудочко Самой яркой звездой земного погона Блеснула, как удочка За солнцем В погоню, в погоню! Лесою блеснула. И будут столетья глазеть, Потомков века, На вас, как червяка. Солнышко, удись! Милое, удись! Не будь ослух Моляны Красной Поляны. И перелетели материк Расеи вы Вместе с Асеевым. И два голубка Дорогу вели крючку рыбака. А сам рыбак — Страдания столица — В знакомо-синие оковы Себя небрежно заковал, Верней, другие заковали, И печень смуглую клевали Ему две важные орлицы, И долгими ночами Летели дальше, величавы. А вдалеке, просты, легки, Зовут мальчишки: «Голяки!» Ведь Синь и Голь В веках дружат, И о нашествии Синголов Они прелестно ворожат. И речи врезалися в их головы, В стакане черепа жужжат, Здесь богатырь в овчине, похож на творца Петербурга, И милые дивчины, и корчи падучей, летевшие зорко. Придет пора, И слухов конница По мостовой ушей Несясь, копытом будет цокать: Вы где-то там, В земле Владивостока. И жемчуг около занозы Безумьем запылавшей мысли, Страдающей четко зари, Двух раковин, небесной и земной — Нитью выдуманных слез. Вы там, где мощное дыхание кита! Теперь из шкуры пестро-золотой, Где яблок золотых гора, Лесного дикого кота Вы выставили локоть. Друзья! И мальчики! Давайте этими вселенными Играть преступно в альчики. И парусами вдохновенными Мы тронем аль чеки. Согласны? Стало, будет кон, Хотя б противился закон, И вот решения итог: Несите бабки и биток. Когда же смерти баба-птица Засунет мир в свой кожаный мешок, Какая вдумчивая чтица Пред смыслом строк отступится на шаг, Прочтя нечаянные строки: Осенняя синь и вы — в Владивостоке? Где конь ночей отроги гор, — Седой, — взамен травы ест И наклонился низко мордой, И в звездном блеске шумов очередь, Ваш катится обратный выезд, Чтобы Москву овладивосточить. И жемчуг северной Печоры Таили ясных глаз озера: Снежной жемчужины — северный жемчуг. И, выстрелом слов сквозь кольчугу молчания, Мелькали великие реки, И бегали пальцы дороги стучания По черным и белым дощечкам ночей. Вот Лена с глазами расстрела Шарахалась волнами лени В утесы суровых камней. Утопленник плавал по ней С опухшим и мертвым лицом. А там, кольчугой пен дыша, Сверкали волны Иртыша, И воин в северной броне Вставал из волн, ракушек полн, Давал письмо для северной Онеги. Широкие очи рогоз, Коляска из синих стрекоз Была вам в поездке Сибирью сколоченный воз. И шумов далекого моря обоз, Ударов о камни задумчивых волн, Тянулся за вами, как скарб. Россия была уж близка, И честь отдавал вам сибирский мороз. Хотели вы не расплескать Свидания морей беседы говорливой Серебряные капли, Нечаянные речи В ладонях донести, — Росой летя на крыльях цапли, — Ту синеву залива, что проволокой путей далече Искала слуха шуму бурь И взвизгов ласточек полету, И судей отыскать для вкуса ласточек гнезда морского. И в ухо всей страны Валдая, — Где вечером Москва горит сережкой, — Шепнуть проделки самурая, Что море куксило, страдая, Что в море плавают япошки; И, подковав на синие подковы Для дикой скачки, Страну дороги Ермаковой, Чтоб вывезть прошлое на тачке. И сруб бревенчатый Сибири, В ладу с былиной широкой Дива стоокого, Вас провожал Не тряскою коляской Из сонма множества синих стрекоз. Шатер небес навесом был ночлега. В широкой радуге морозных жал Из синих мух, чьи крылья сверк морей, Везла вас колымага, Воздушная телега Олега! Олега! Любимца веков! Чтоб разом Был освещен неясный разум, И топот победы Сибири синих подков, И дерзкая другов ватага. Умеем написать слова любые На кладбище сосновой древесины. Я верю, многие не струсят Вдруг написать чернилами чернил Русалку, божество, И весь народ, гонимый стражей книг, Перчаткой белой околоточных. А вы чернилами вернил — Верни! Верни! — На полотне обычных будней Умеете коряво начертать Хотя бы «божество», В неловком вымолве увидеть каменную бабу Страны умов, Во взгляде — степь Донских холмов? Не в тризне Сосен и лесов, Не на потомстве лесопилен И не на кладбище сосновом бора, — А в жизни, жизни, На радуге веселья взора, На волнах милых голосов Скоро, споро, Корявый почерк Начертать И, крикнув: «Ни черта!» — В глаза взглянуть городового, — Свисток в ушах, ведь пишется живое слово, А с этим ссорится закон И пятит свой суровый глаз в бока! Начертана событий азбука: Живые люди вместо белого листа. Ночлег поцелуев, ресница, Вместо широкого поля страницы Для подписи дикой. Давайте из знакомых Устраивать зверинцы Задумчивых божеств, Чтобы решеткою — дела! Рассыпав на соломах, Заснувшие в истомах, С стеклянным волосом тела. Где «да» и «нет» играло в дурачки, Где тупость спряталась в очки, Чтоб в наших дней задумчивой рогоже Сидели закутанные некто — Для неба негожи, На небо немного похожи, И граждане речи Стали граждане жизни. Не в этом ли, о песнь, бег твой? Как та дуброва оживлена, Сама собой удивлена, Сама собой восхищена, Когда в ней плещется русалка! И в тусклом звездном ситце, Усталая носиться, — Так оживляет храмы галка! Бывало, я, угрюмый и злорадный, Плескал, подкравшись, в корнях ольхи, На книгу тела имя Ольги. Речной волны писал глаголы я. Она смеялась, неповадны Ей лица сумрачной тоски, И мыла в волнах тело голое. Но лишь придет да-единица, Исчезнет надпись меловой доски И, как чума, след мокрой губки Уносит все — мое хочу на душегубке, И ропот быстрых вод В поспешных волнах проворных строк, Неясной мудрости урок, — Ведь не затем ли, Чтобы погоду и солнечный день обожествить В книге полдня, сейчас Ласточка пела «цивить!»? В избе бревенчатой событий Порой прорублено окно — Стеклянных дел Задумчивое но. Бревенчатому срубу, Прозрачнее окна, Его прозрачные глаза На тайный ход событий Позволят посмотреть. Когда сошлись Глаголь и Рцы И мир качался на глаголе Повешенной Перовской, Тугими петлями войны, Как маятник вороньих стай — Однообразная верста: Столетий падали дворцы, Одни осталися Асеевы, Вы Эр, покинули Расею вы, И из России Эр ушло, Как из набора лишний слог, Как бурей вырвано весло... И эта скобок тетива, Раскрытою задачей, От вывесок пив и пивца Звала в Владивосток Очей Очимира певца. Охотники, удачи! Друзья, исчислите, Какое Мыслете, Обещанное Эм, Размолов, как жернов, время, В муку для хлеба, Его буханку принесут? Мешочником упорным? Но рушатся первые цепи И люди сразились и крепи Сурового Како! Как? Как? Как? Так много их: Ка... Ка... Ка... Идут, как новое двуногое, Колчак, Корнилов и Каледин. Берет могильный заступ беден, Ему могилу быстро роет: «Нас двое, смерть придет, утроит». Шагает Ка, Из бревен наскоро Сколоченное, То пушечной челюстью ляская, Волком в осаде, Ступает широкой ногою слона На скирды людей обмолоченные, Свайной походкой по-своему Шагает, шугая, шатается. От живой шелухи Поле было ступою. Друзья моей дружины! Вы любите белым медведям Бросать комок тугой пружины. Дрот, растаявши в желудке, Упругой стрелой, Как старый клич «долой», Проткнет его живот. И «вззы» кричать победе, Охотником по следу Сегодня медведей, а завтра ярых людведей. Людведи или хуже медведей? Охоты нашей недостойны? И свиста меткого кремневых стрел? (Людведей и Синголов войны.) С людведем на снегу барахтаясь, Обычной жизни страх, таись! Вперед! Вперед! Ватага! Вперед! Вперед! Синголы! Маячит час итога! Порока и святого Година встала Ужасной незнакомкою, Задачу с уравненьем комкая, Чего не следует понять иначе. Ошибок страшный лист у ней, Ошибок полный лист у ней, В нем только грубые ошибки И ни одной улыбки. Те строки не вели к концу Желанной истины: Знак равенства в знакомом уравненьи Пропущен здесь, поставлен там. И дулом самоубийцы железная задача Вдруг повернулася к виску, Но Красной Поляны Был забытым лоскут? И черепа костью жеманною Година мотала навстречу желанному. Случалось вам лежать в печи Дровами Для непришедших поколений? Случалось так, чтоб ушлые и непришедшие века Были листом для червяка? Видали вы орлят, Которым черви съели Их жилы в крыльях, их белый снежный пух? Их неуклюжие прыжки взамен полета? Самые страшные вещи! Остальное — лопух! Телят у горла месяц вещий? Но не пришло к концу Желанной истины в старинномсмысле уравненье, Поклонникам «ура» быть не может не к лицу. Прошел гостей суровый цуг, Друзей могилы. Сколько их? Восьмеро? Карогого солнца лучи Плывут в своей железной вере. Против теченья страшный ход. Вы очарованы в железный круг — Метать чугунную икру. Ход до смерти — суровый нерест Упорных смерти женихов, Войны упорных осетров, Прибою поперек ветров, То впереди толпы пехот — Колчак, Корнилов и Каледин. В волнах чугунного Амура, Осоками столетий шевеля, Вас вывел к выстрелам обеден, Столетьям улыбаясь, Дуров. Когда блистали шашки, неловки и ловки, Богов суровых руки играли тихо в шашки, Играли в поддавки. Шатаясь бревнами из звука, Шагала азбука войны. На них, бывало, я Сидел беспечным воробьем И песни прежние чирикал, Хоть смерти маятники тикали. Вы гости сумрачных могил, Вы говор струн на Ка, Какому голоду оков, Какому высушенному озеру Были в неудачной игре козыри? Зачем вы цугом шли в могилу? Как крышка кипятка, Как строгий пулемет, Стучала вслед гробов доска, Где птицей мозг летел на туловище слепой свободы. Прошли в стране, Как некогда Ругил, Вы гости сумрачных могил! И ровный мерный стук — удары в пальцы кукол. То смерть кукушкою кукукала, Перо рябое обнаружив, За сосны спрятавшись событий, В именах сумрачных вождей. Кук! Ку-кук! Об этом прежде знал Гнедов. Пророча сколько жить годов, Пророча сколько лет осталось. Кукушка азбуки, в хвое имен закрыта, Она печально куковала, Душе имен доступна жалость. Поры младенческой судьбы народов кукол Мы в их телах не замечали. Могилы край доскою стукал. А иногда, сменяя Ка, насмешливо лилося «Люли» Через окопы и за пули. Там жили кололовы, Теперь оковоловы. Коса войны, чумы, меча ли Косила колос сел, И все же мы не замечали Другие синие оковы, Такие радостные всем. Вы из земли хотели Ка, Из грязи, из песка и глины, Скрепить устои и законы, Чтоб снова жили властелины. А эта синяя доска, А эти синие оковы Грозили карою тому, Кто не прочтет их звездных рун. Она небесная глаголица, Она судебников письмо, Она законов синих свод, И сладко думается и сладко волится Тому, их клинопись прочесть кто смог. Холмы, равнины, степи! Вам нужны голубые цепи? Вам нужны синие оковы? Оне — в небесной вышине! Умей читать их клинопись В высоких небесах, Пророк, бродяга, свинопас! Калмык, татарин и русак! Все это очень, очень скучно, Все это глухо и не звучно. Но здесь других столетий трубка, И государств несется дым. И первая конная рубка Юных (гм! гм!) с седым. Какая-то колода, быть может человечества, Искала Ка, боялась Гэ! И кол, вонзенный в голь, Грозил побегам первых воль, Немилых кололобым. Но он висел, небесный кол, Его никто не увидал, И каждый отдавался злобам. А между тем миры вращались Кругом возвышенного Ка, И эта звездная доска — Синий злодей — Гласила с отвагою светской: Мы в детской Рода людей. Я кое-как проковыляю Пору пустынную, Пока не соберутся люди и светила В общую гостиную. О, Синяя! В небе, на котором Три в семнадцатой степени звезд, Где-то я был там полезным болтом. Ваши семнадцать лет, какою звездочкой сверкали? Воздушные висели трусики, Весной земные хуже лица. Огонь зеленый — ползет жужелица, Зеленые поднявши усики, Зеленой смертью старых кружев Сквозняк к могилам обнаружив, В зеленой зелени кроты Ходы точили сквозь листы. «Проворнее, кацап! Отверженный, лови». Кап, кап, кап! Падали вишни в кувшин, Алые слезы садов. Глаза, как два скворца в скворешнице, На ветке деревянной верещали. Она в одежде белой грешницы, Скрывая тело окаянное, Стоит в рубашке покаянной. Она стоит, живая мученица, Где только ползала гусеница, Веревкой грубой опоясав Как снег холодную сорочку, Где ветки молят солнечного Спаса, — Его прекрасные глаза, — Чернил зимы не ставить точку. Суровой нищенки покров. А ласточка крикнет «цивить!» И мчится и мчится веселью учиться! Стояла надписью Саяна В хребтах воздушной синевы, Лилось из кос начало пьяное — Земной, веселый, грешный хмель. Над нею луч порой сверкал, И свет божественный сиял, И то-то крылья отрубал. Сегодня в рот вспорхнет вареник, В веселый рот людей — и вот Вишневых полно блюдо денег, Мушиный радуется сход, Отметив скачкой час свобод. Белее снега и мила, Она воздушней слова «панны», Она милей, белей сметаны. Блестя червонцами менял, Летали косы, как ужи, Среди взволнованных озер, Где воздух дик и пышен. «Раб! Иди и доложи, Что госпожа набрала вишен. И позови сюда ковер». Какой чахотки сельской грезы Прошли сквозь очи, как стрела, Когда, соседкою ствола, Рукою темною рвала С воздушных глаз малиновые слезы? Я верю: разум мировой Земного много шире мозга И через невод человека и камней Единою течет рекой, Единою проходит Волгой. И самые хитрые мысли ученых голов: Граждане мысли полов и столов, Их разум оболган. Быть может, то был общий заговор И дерева и тела. Отвага глаза, ватага вер И рядом — вишневая розга, Терновник для образа несшая смело. Но честно я отмечу — была ты хороша. Быть может, в эти полчаса Во мне и ей вселенская душа Искала, отдыхая, шалаша, И возле ног могучих, босых, Устало свой склонила посох, Искала отдыха, у темени Ручей бежал земного времени. В наборе вишен и листвы, В полях воздушной синевы, Где ветер сбросил пояса, Глаза дрожали — черная роса. Зеленый плеск и переплеск — И в синий блеск весь мир исчез. Весна 1922 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 18-03-2012 22:04 |
|
ЮРИЙ КУБЛАНОВСКИЙ ...Шампанское в наклейках темных для встреч роскошных и укромных, знакомый с детства шоколад. ...Да что! Балтийская селедка, доступная с морозца водка... Мы помним ВСЕ. Зачем исчезло? Куда теперь? Я уплыву на пароходе. Потом поеду на подводе. Потом еще на чем-то вроде. Потом верхом, потом пешком Пройду по волоку с мешком И буду жить в своем народе! 1978 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 19-03-2012 12:54 |
|
ЕЛИЗАВЕТА МНАЦАКАНОВА ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР Реквием в семи частях (отрывок) ЧАСТЬ ПЕРВАЯ В Лазарете Сестер Неповинных — сентябрь... September. Septimus. Седьмой круг на Небе Седьмом. Небо меркнет, Septimus. Septimius. ты листья листаешь. Брат Септимиус едва ли е два либо два ли два ли бо два ли бо три ли бо много там бы ло невидимых братьев Брат Septimius, ты ли бо ты листья листаешь? невинных невидных недвижных сестер невид имо невид имых недвижимо бреченных погибели гнойной Брат Septimius, горят и гноят и гноятся пустые глазницы! едва ли бо два ли бо три ли бо много там бы ло Брат Septimius, брат болят брат брат гноят и гноятся гноятся пустые глазницы! много там бы ло не видных не движных невидимых братьев Брат Septimius, ты ли ты листья ли листаешь? недвижных сестер сестер обреченных Брат! болят и гноят и гноятся пустые глазницы! погибели гнойной гнойной грозной Брат Септимиус, горят и гноятся пустые глазницы! либо много там бы ло либо бы ло Брат Septimius! Брат! Болят и горят брат брат горят горят либо много там бы ло там ли бо там либо три едва ли бо два СЕМЬЮ СЕМЕРО БЫЛО ТАМ ИХ СОСТРАДАЮЩИХ БРАТЬЕВ |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 19-03-2012 13:12 |
|
ИЛЬЯ БОКШТЕЙН Дверь мою чуть приоткрыли лучи, На диване котенок с усами света. На полу покраснело мычит Чудо в книге старинного лета. Стол церемонно слушает — пуст. Провалился в окно крест окна. Это спряталась глубина За брови Иисуса. На коленях моих тишина, Словно уснувший сын. У стены на стекле нарисованы листья чудные — Золотые как профиль за ними — Нежно-тонкие пальцы ресниц колдуна. В стакане трепещет весна Еще не выпита кроной березы. Настольного глобуса На столе моей юности Ствол разветвился — Человечества проснувшегося знак. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 19-03-2012 13:33 |
|
ОЛЬГА СЕДАКОВА ПОХОДНАЯ ПЕСНЯ Во Францию два гренадера из русского плена брели. В пыли их походное платье и Франция тоже в пыли. Не правда ли, странное дело? Вдруг жизнь оседает, как прах, как снег на смоленских дорогах, как песок в аравийских степях. И видно далёко, далёко, и небо виднее всего. — Чего же ты, Господи, хочешь, чего ждёшь от раба Твоего? Над всем, чего мы захотели, гуляет какая-то плеть. Глаза бы мои не глядели. Да велено, видно, глядеть. И ладно. Чего не бывает над смирной и грубой землёй? В какой высоте не играет кометы огонь роковой? Вставай же, товарищ убогий! солдатам валяться не след. Мы выпьем за верность до гроба: за гробом неверности нет. 1981 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 19-03-2012 23:03 |
|
Вл.Соловьев Панмонголизм Панмонголизм! Хоть имя дико, Но мне ласкает слух оно, Как бы предвестием великой Судьбины Божией полно. Когда в растленной Византии Остыл Божественный алтарь И отреклися от Мессии Иерей и князь, народ и царь, - Тогда он поднял от Востока Народ безвестный и чужой, И под орудьем тяжким рока Во прах склонился Рим второй. Судьбою павшей Византии Мы научиться не хотим, И все твердят льстецы России: Ты - третий Рим, ты - третий Рим. Пусть так! Орудий божьей кары Запас еще не истощен. Готовит новые удары Рой пробудившихся племен. От вод малайских до Алтая Вожди с восточных островов У стен поникшего Китая Собрали тьмы своих полков. Как саранча, неисчислимы И ненасытны, как она, Нездешней силою хранимы, Идут на Север племена. О Русь! забудь былую славу: Орел двуглавый сокрушен, И желтым детям на забаву Даны клочки твоих знамен. Смирится в трепете и страхе, Кто мог завет любви забыть... И третий Рим лежит во прахе, А уж четвертому не быть. 1 октября 1894 Вл.Соловьев |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 19-03-2012 23:20 |
|
Фридрих Шиллер «Элевзинский праздник» Свивайте венцы из колосьев златых; Цианы лазурные в них заплетайте; Сбирайтесь плясать на коврах луговых И пеньем благую Цереру встречайте. Церера сдружила враждебных людей; Жестокие нравы смягчила; И в дом постоянный меж нив и полей Шатёр подвижной обратила. Робок, наг и дик скрывался Троглодит в пещерах скал; По полям Номад скитался И поля опустошал; Зверолов с копьём, стрелами, Грозен, бегал по лесам… Горе брошенным волнами К неприютным их брегам! С Олимпийския вершины Сходит мать Церера вслед Похищенной Прозерпины: Дик лежит пред нею свет. Ни угла, ни угощенья Нет нигде богине там; И нигде богопочтенья Не свидетельствует храм. Плод полей и грозды сладки Не блистают на пирах; Лишь дымятся тел остатки На кровавых алтарях; И куда печальным оком Там Церера ни глядит: В унижении глубоком Человека всюду зрит. «Ты ль, Зевесовой рукою Сотворенный человек? Для того ль тебя красою Олимпийскою облек Бог богов и во владенье Мир земной тебе отдал, Чтоб ты в нём, как в заточенье Узник брошенный, страдал? Иль ни в ком между богами Сожаленья к людям нет И могучими руками Ни один из бездны бед Их не вырвет? Знать, к блаженным Скорбь земная не дошла? Знать, одна я огорченным Сердцем горе поняла? Чтоб из низости душою Мог подняться человек, С древней матерью-землёю Он вступи в союз навек; Чти закон времён спокойный; Знай теченье лун и лет, Знай, как движется под стройной Их гармониею свет». И мгновенно расступилась Тьма, лежавшая на ней, И небесная явилась Божеством пред дикарей: Кончив бой, они, как тигры, Из черепьев вражьих пьют И её на зверски игры И на страшный пир зовут. Но богиня, с содроганьем Отвратясь, рекла: «Богам Кровь противна; с сим даяньем Вы, как звери, чужды нам; Чистым чистое угодно; Дар, достойнейший небес: Нивы колос первородный, Сок оливы, плод древес». Тут богиня исторгает Тяжкий дротик у стрелка; Остриём его пронзает Грудь земли её рука; И берёт она живое Из венца главы зерно, И в пронзённое земное Лоно брошено оно. И выводит молодые Класы тучная земля; И повсюду, как златые Волны, зыблются поля. Их она благословляет И, колосья в сноп сложив, На смиренный возлагает Камень жертву первых нив. И гласит: «Прими даянье, Царь Зевес, и с высоты Нам подай знаменованье, Что доволен жертвой ты. Вечный бог, сними завесу С них, не знающих тебя: Да поклонятся Зевесу, Сердцем правду возлюбя». Чистой жертвы не отринул На Олимпе царь Зевес; Он во знамение кинул Гром излучистый с небес; Вмиг алтарь воспламенился; К небу жертвы дым взлетел, И над ней горе явился Зевсов пламенный орел. И чудо проникло в сердца дикарей; Упали во прах перед дивной Церерой; Исторгнулись слёзы из грубых очей, И сладкой сердца растворилися верой. Оружие кинув, теснятся толпой И ей воздают поклоненье; И с видом смиренным, покорной душой Приемлют её поученье. С высоты небес нисходит Олимпийцев светлый сонм; И Фемида их предводит, И своим она жезлом Ставит грани юных, жатвой Озлатившихся полей И скрепляет первой клятвой Узы первые людей. И приходит благ податель, Друг пиров, весёлый Ком; Бог, ремесл изобретатель, Он людей дружит с огнём; Учит их владеть клещами; Движет мехом, млатом бьёт И искусными руками Первый плуг им создаёт. И вослед ему Паллада Копьеносная идёт И богов к строенью града Крепкостенного зовёт: Чтоб приютно-безопасный Кров толпам бродящим дать И в один союз согласный Мир рассеянный собрать. И богиня утверждает Града нового чертеж; Ей покорный, означает Термин камнями рубеж; Цепью смерена равнина; Холм глубоким рвом обвит; И могучая плотина Гранью бурных вод стоит. Мчатся Нимфы, Ореады (За Дианой по лесам, Чрез потоки, водопады, По долинам, по холмам С звонким скачущие луком); Блещет в их руках топор, И обрушился со стуком Побеждённый ими бор. И, Палладою призванный, Из зелёных вод встаёт Бог, осокою венчанный, И тяжёлый строит плот; И, сияя, низлетают Оры лёгкие с небес И в колонну округляют Суковатый ствол древес. И во грудь горы вонзает Свой трезубец Посидон; Слой гранитный отторгает От ребра земного он; И в руке своей громаду, Как песчинку, он несёт; И огромную ограду Во мгновенье создаёт. И вливает в струны пенье Светлоглавый Аполлон: Пробуждает вдохновенье Их согласно-мерный звон; И весёлые Камены Сладким хором с ним поют, И красивых зданий стены Под напев их восстают. И творит рука Цибелы Створы врат городовых: Держат петли их дебелы, Утверждён замок на них; И чудесное творенье Довершает, в честь богам, Совокупное строенье Всех богов, великий храм. И Юнона, с оком ясным Низлетев от высоты, Сводит с юношей прекрасным В храме деву красоты; И Киприда обвивает Их гирляндою цветов, И с небес благословляет Первый брак отец богов. И с торжественной игрою Сладких лир, поющих в лад, Вводят боги за собою Новых граждан в новый град; В храме Зевсовом царица, Мать Церера там стоит, Жжёт курения, как жрица, И пришельцам говорит: «В лесе ищет зверь свободы, Правит всем свободно бог, Их закон – закон природы. Человек, прияв в залог Зоркий ум – звено меж ними, – Для гражданства сотворён: Здесь лишь нравами одними Может быть свободен он». Свивайте венцы из колосьев златых; Цианы лазурные в них заплетайте; Сбирайтесь плясать на коврах луговых; И с пеньем благую Цереру встречайте: Всю землю богинин приход изменил; Признавши её руководство, В союз человек с человеком вступил И жизни постиг благородство. Перевод - В. А. Жуковского |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 19-03-2012 23:49 |
|
Эрдман и Масс "КОЛЫБЕЛЬНАЯ. Видишь, слон заснул у стула. Танк забился под кровать, Мама штепсель повернула. Ты спокойно можешь спать. За тебя не спят другие. Дяди взрослые, большие. За тебя сейчас не спит Бородатый дядя Шмидт. Он сидит за самоваром Двадцать восемь чашек в ряд,- И за чашками герои о геройстве говорят. Льется мерная беседа лучших сталинских сынов И сияют в самоваре двадцать восемь орденов. "Тайн, товарищи, в природе Не должно, конечно, быть. Если тайны есть в природе. Значит, нужно их открыть". Это Шмидт, напившись чаю. Говорит героям. И герои отвечают: "Хорошо, откроем". Перед тем как открывать. Чтоб набраться силы, Все ложатся на кровать. Как вот ты, мой милый. Спят герои, с ними Шмидт На медвежьей шкуре спит. В миллионах разных спален Спят все люди на земле… Лишь один товарищ Сталин Никогда не спит в Кремле." |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 20-03-2012 12:27 |
|
ВЛАДИМИР МИКУШЕВИЧ ПАМЯТНИК В музейной рухляди была забыта лира, Забыта Библия среди сожженных книг, А я себе в мой век не сотворил кумира И памятник себе поэтому воздвиг. Готовый предпочесть изгнанью заточенье, Гонений избежав и не снискав похвал, Уединение и самоотреченье Соблазнам вопреки я смолоду избрал. И не участвовал я в повседневном торге, Свой голос для других в безвременье храня; Кретьен, Петрарка, Свифт, Бодлер, Верлен, Георге, Новалис, Гельдерлин прошли через меня. В готических страстях и в ясности романской В смиренье рыцарском, в дерзанье малых сих Всемирные крыла культуры христианской — Призвание мое, мой крест, мой русский стих. Останется заря над мокрыми лугами, Где речка сизая, где мой незримый скит, И церковь дальняя, как звезды над стогами, И множество берез и несколько ракит. В России жизнь моя — не сон и не обуза, В России красота целее без прикрас; Неуловимая целительница Муза, Воскресни, воскресив меня в последний час! |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 20-03-2012 12:43 |
|
ГЕОРГИЙ НЕДГАР Милая подружка! — Слишком горяча. Пьяная подушка Тает у плеча. Плакали со всеми. Ждали без конца. Отвалилось время, Как кусок лица. Вырвемся из дома, — Глаз наискосок! Звук родного грома — Скатертью в песок. 25 марта 1968 |
| Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 ...... 186 187 188 ...... 312 313 314 315 Next>> |
|
| Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ |