СТИХИ О ЛЮБВИ

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 188 189 190  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 11:52
ЕВГЕНИЙ ПАЗУХИН

БАБА

Троллейбус набит, как с начинкой пирог,
И морды — как спелые брюквы,
А баба,
базаря,
сочилась вперед
И навалилась
брюхом.

Мне жарко. И жадно хотелось бежать.
Я чувствовал стыд и усталость.
А баба
с животным
желаньем рожать
По мне
животом своим
стлалась.

Живот был похож и на чан, и на чайник.
Я слышал: там что-то спекалось, варилось...
А мне наплевать,
что бы там ни зачато —
Зачем
на меня навалилась?!

1961

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 12:08
ВЛАДИМИР ЭРЛЬ

ВОРОНА, ГОЛУБЬ И КАПИТАН

Над крышей каркает ворона
и голубя в когтях сжимает.
А тот без крика и без стона
в когтях вороньих молча повисает,

как будто апельсин без кожуры,
как будто апельсин без кожуры.

Вверх смотрит дикий пес из конуры
и цепь свою поверх столба мотает.
На небе голубом ворона пролетает,
в когтях сжимая апельсин без кожуры.

Похоже, будто апельсин вороний
похож на дождь Данаи золотой,
похож на дождь Данаи золотой.

На море парус плещет из-под ветра.
На палубе виднеется суровый капитан.
В трубу подзорную ворону наблюдая,
он видит: на расстоянии около десяти метров
несет она в когтях оптический обман,
да и на вид она — еще довольно молодая.

«Когда б она была Даная,
когда б она была Даная!» —
вздыхает молчаливый капитан
и мчится — дальше в океан.

Декабрь 1969

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 13:24
МАРИНА ЦВЕТАЕВА

Кавалер де Гриэ! -- Напрасно
Вы мечтаете о прекрасной,
Самовластной -- в себе не властной --
Сладострастной своей Manоn.

Вереницею вольной, томной
Мы выходим из ваших комнат.
Дольше вечера нас не помнят.
Покоритесь, -- таков закон.

Мы приходим из ночи вьюжной,
Нам от вас ничего не нужно,
Кроме ужина -- и жемчужин,
Да быть может еще -- души!

Долг и честь. Кавалер, -- условность.
Дай Вам Бог целый полк любовниц!
Изъявляя при сем готовность...
Страстно любящая Вас – М.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 22:13
Борис Пастернак

Любимая,— жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает — нельзя:
Прошли времена и — безграмотно.

Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее,— паюсной.

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.

И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.

И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнёт по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 22:30
Борис Леонидович Пастернак

Образец


О, бедный Homo Sapiens,
Существованье - гнет.
Былые годы за пояс
Один такой заткнет.

Все жили в сушь и впроголодь,
В борьбе ожесточась,
И никого не трогало,
Что чудо жизни - с час.

С тех рук впивавши ландыши,
На те глаза дышав,
Из ночи в ночь валандавшись,
Гормя горит душа.
Одна из южных мазанок
Была других южней.
И ползала, как пасынок,
Трава в ногах у ней.
Сушился холст. Бросается
Еще сейчас к груди
Плетень в ночной красавице,
Хоть год и позади.
Он незабвенен тем еще,
Что пылью припухал,
Что ветер лускал семечки,
Сорил по лопухам.
Что незнакомой мальвою
Вел, как слепца, меня,
Чтоб я тебя вымаливал
У каждого плетня.
Сошел и стал окидывать
Тех новых луж масла,
Разбег тех рощ ракитовых,
Куда я письма слал.
Мой поезд только тронулся,
Еще вокзал, москва,
Плясали в кольцах, в конусах
По насыпи, по рвам,
А уж гудели кобзами
Колодцы, и пылясь,
Скрипели, бились об землю
Скирды и тополя.
Пусть жизнью связи портятся,
Пусть гордость ум вредит,
Но мы умрем со спертостью
Тех розысков в груди.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 22:54
Б. Пастернак

Распад


Вдруг стало видимо далеко
Во все концы света.
Гоголь

Куда часы нам затесать?
Как скоротать тебя, распад?
Поволжьем мира чудеса
Взялись, бушуют и не спят.

И где привык сдаваться глаз
На милость засухи степной,
Она, туманная, взвилась
Революционною копной.

По элеваторам, вдали,
В пакгаузах, очумив крысят,
Пылают балки и кули,
И кровли гаснут и росят.

У звезд немой и жаркий спор:
Куда девался Балашов?
B скольких верстах? И где хопер?
И воздух степи всполошен:

Он чует, он впивает дух
Солдатских бунтов и зарниц,
Он замер, обращаясь в слух.
Ложится - слышит: обернись!

Там - гул. Ни лечь, ни прикорнуть.
По площадям летает трут.
Там ночь, шатаясь на корню,
Целует уголь поутру.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 22:56
Б. Пастернак

Распад


Вдруг стало видимо далеко
Во все концы света.
Гоголь

Куда часы нам затесать?
Как скоротать тебя, распад?
Поволжьем мира чудеса
Взялись, бушуют и не спят.

И где привык сдаваться глаз
На милость засухи степной,
Она, туманная, взвилась
Революционною копной.

По элеваторам, вдали,
В пакгаузах, очумив крысят,
Пылают балки и кули,
И кровли гаснут и росят.

У звезд немой и жаркий спор:
Куда девался Балашов?
B скольких верстах? И где хопер?
И воздух степи всполошен:

Он чует, он впивает дух
Солдатских бунтов и зарниц,
Он замер, обращаясь в слух.
Ложится - слышит: обернись!

Там - гул. Ни лечь, ни прикорнуть.
По площадям летает трут.
Там ночь, шатаясь на корню,
Целует уголь поутру.
1917

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 23:25
Быков Дмитрий Львович

Прощай, молодость!

Противна молодость. Противна!
Признаем это объективно.
Она собой упоена,
Хотя не может ни хрена,
Она навязчива, болтлива,
Глупа, потлива, похотлива,
Смешна гарольдовым плащом
И вулканическим прыщом.

Ее настырное соседство —
В отличье, может быть, от детства,—
Внушает мысли о конце,
И мы меняемся в лице.

Как, как! И этому теляти —
С такими бабами гуляти
И не заботиться о том,
Что с ними станется потом!
Он так спешит открыться миру,
Он только с пылу, с жару, с жиру —
С него и бесится, пока
Еще горит его щека
От бритвы, а не от пощечин;

Пока он мало озабочен
Уместностью своих словес
В компании других повес;
На всех кидается с объятьем,
Чужие пошлости твердит,
И все, за что мы нынче платим,
Ему еще дают в кредит!

Ему фактически задаром
Досталось шляние по барам,
Полночной улицы пейзаж,
Который был когда-то наш,
Скамейки, лужи, светофоры,
Бульвары, Ленинские горы —
Читатель вспомнит сгоряча
Про фильм «Застава Ильича»,
И впрямь — кино шестидесятых
Теперь об этих поросятах:
В цепи прибавилось звено,
А в девяностых нет кино.
Есть мир расчисленный, в котором
Остались горечь, скука, гнет,
Где Бог, одевшись светофором,
Нам никогда не подмигнет…

Как ни геройствуй, ни усердствуй —
Владеет бедною душой
Не грусть по юности ушедшей,
А зависть к юности чужой.

Но тайной радостью для взора
И утешеньем для ума,
Что безболезненно и скоро
Она, как жизнь, пройдет сама.

1994 год

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 23-03-2012 23:56
А. Н. Апухтин

Мухи


Мухи, как чёрные мысли, весь день не дают мне покою:
Жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою!
Сгонишь одну со щеки, а на глаз уж уселась другая,
Некуда спрятаться, всюду царит ненавистная стая,
Валится книга из рук, разговор упадает, бледнея…
Эх, кабы вечер придвинулся! Эх, кабы ночь поскорее!

Чёрные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою:
Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою!
Только прогонишь одну, а уж в сердце впилася другая, —
Вся вспоминается жизнь, так бесплодно в мечтах прожитая!
Хочешь забыть, разлюбить, а всё любишь сильней и больнее…
Эх! кабы ночь настоящая, вечная ночь поскорее!

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 00:36
Александр Зорин

ВЕСТЬ

Стеной отгородитесь вы,
броней... избежите едва ли
психических волн, аномалий
флюидного поля Москвы.

В клубке оголенных проблем
любой — намагниченно-взвинчен.
Стал до осязанья привычен
шуршащий, свистящий Мальстрем.

Но есть же преграда ему!
Мир светлому дому сему...
Чуть брезжит окошко в тумане.
Уж за полночь. Христиане
расходятся по одному.

Как слушал апостола Рим,
теснившийся в инсулах, чтобы
спастись. Как святой Серафим
Российские плавил сугробы
и Спасу цветами кадил —
так верную весть Гавриил
приносит в высотки, в хрущобы.

Приносит и через порог,
и с музыкой сквозь потолок,
и с грохотом по водостокам.
Толкает чудесный челнок —
хитон еще новый не соткан.
Тот самый, что небо и землю
покроет сияющей сенью.

И хоть сатана побежден,
а все же в агонии страшен.
Не сдаст без сражения он
своих циклопических башен.

Здесь мирного не было дня.
Здесь гибнет и гибнет живое.
Здесь самое жало огня.
Здесь самое месиво боя.

Но весть, как стрела с тетивы,
слетает под блочные своды.
Чтоб встали сквозь камни, сквозь годы,
сквозь темное поле Москвы
ее оперённые всходы.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 12:08
А.НИК

Нацепить женское платьице,
колготки, лакированные туфельки.
Какая прелесть!
В таком наряде бежать по улице
и нечаянно потерять туфельку.
Какая радость!
«Я — Золушка», думать.
Народ,
увидев номер чернильный на пятке,
скажет:
«Вот еще одна
из вытрезвителя возвращается,
с проспекта Непокоренных,
совсем как мужик!»
Какая гадость!

22.10.1976

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 12:22
ДМИТРИЙ М.

Где хоровод весенних пчел
Струит свой желтой вербы рой
Ты шел дождем с горы на дол
И снова вился над горой
И дети пестрые резвились
Вдруг среди них раздался рык
В ручье пиявки в камешки катились
Весь бурный по траве запрыгал бык
И фарточку надев кафтанно
Он улыбнулся розовой губой
Смеялись, говоря: - Вот так недавно
Ты был ужасный и рябой
И вдруг в коротеньких штанишках ты смешной
Среди цветов скакать принялся ножкой
Любить тебя нам хочется как кошку
И гладить спинку ласковой рукой.
И круглой вишни лепесток
быку уселся на висок.

08. 02. 1971

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 12:31
АЛЕКСАНДР МИРОНОВ

НА БЕГСТВО ОРДИНА-НАЩОКИНА

Подале от красной суконной Москвы
К заветным масонским кормушкам.
От русских широт и частушек — увы! —
Поближе к тирольским пастушкам...

Но счастье, что есть голова на плечах —
Фантазий невиданных зодчий,
Чтоб красное с белым сличать-различать
Господь отверзает нам очи.

Нам власть подарила два дива земных —
Свободу и радиоуши,
Чтоб славить дела и участвовать в них,
Господь созидает нам души.

В красивых бутылях растут мертвецы,
А в клети — три монстра-кретина.
Как дети в бутылях, так — в детях отцы:
Цари, командармы, монахи, слепцы —
Любезная многим картина.

Кого-то стошнило — ну что за беда!
Мы связаны кровью — не лыком.
Куда нам без вас — из утробы! — куда? —
Петь славу и мощь и величье труда —
В нордический край — безъязыким?

Безгласым — в простор италийских долин?
В Америку — нищим и сирым?
Оставьте мечтать и забудьте свой сплин.
Доверьтесь своим командирам.

Смотрите, герои растут, как грибы.
Достанется старым и малым!
И каждый из нас, потрясая гробы,
Под смерть зазвенит генералом!

1972, октябрь

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 22:21
Владимир Набоков.

Парижская поэма


"Отведите, но только не бросьте.
Это -- люди; им жалко Москвы.
Позаботьтесь об этом прохвосте:
он когда-то был ангел, как вы.
И подайте крыло Никанору,
Аврааму, Владимиру, Льву, --
смерду, князю, предателю, вору:
ils furent des anges comme vous.
Всю ораву, ужасные выи
стариков у чужого огня,
господа, господа голубые,
пожалейте вы ради меня!

От кочующих, праздно плутающих
уползаю, и вот привстаю,
и уже я лечу, и на тающих
рифмы нет в моем новом раю.
Потому-то я вправе по чину
к вам, бряцая, в палаты войти.
Хорошо. Понимаю причину --
но их надо, их надо спасти.
Хоть бы вы призадумались, хоть бы
согласились взглянуть. А пока
остаюсь с привидением (подпись
неразборчива: ночь, облака)".

Так он думал без воли, без веса,
сам в себя, как наследник, летя.
Ночь дышала: вздувалась завеса,
облакам облаками платя.
Стул. На стуле он сам. На постели
снова -- он. В бездне зеркала -- он.
Он -- в углу, он -- в полу, он -- у цели,
он в себе, он в себе, он спасен.

А теперь мы начнем. Жил в Париже,
в пятом доме по рю Пьер Лоти,
некто Вульф, худощавый и рыжий
инженер лет пятидесяти.
А под ним -- мой герой: тот писатель,
о котором писал я не раз,
мой приятель, мой работодатель.

Посмотрев на часы, и сквозь час
дно и камушки мельком увидя,
он оделся и вышел. У нас
это дно называлось: Овидий
откормлен (от Carmina). Муть
и комки в голове после черной
стихотворной работы. Чуть-чуть
моросит, и над улицей черной
без звездинки муругая муть.
Но поэмы не будет: нам некуда
с ним идти. По ночам он гулял.
Не любил он ходить к человеку,
а хорошего зверя не знал.

С этим камнем ночным породниться,
пить извозчичье это вино...
Трясогузками ходят блудницы,
и на русском Парнасе темно.
Вымирают косматые мамонты,
чуть жива красноглазая мышь.
Бродят отзвуки лиры безграмотной:
с кандачка переход на Буль-Миш.
С полурусского, полузабытого
переход на подобье арго.
Бродит боль позвонка перебитого
в черных дебрях Бульвар Араго.
Ведь последняя капля России
уже высохла. Будет, пойдем.
Но еще подписаться мы силимся
кривоклювым почтамтским пером.

Чуден ночью Париж сухопарый.
Чу! Под сводами черных аркад,
где стена, как скала, писсуары
за щитами своими журчат.
Есть судьба и альпийское нечто
в этом плеске пустынном. Вот-вот
захлебнется меж четом и нечетом,
между мной и не мной, счетовод.
А мосты -- это счастье навеки,
счастье черной воды. Посмотри:
как стекло несравненной аптеки
и оранжевые фонари.
А вверху -- там неважные вещи.
Без конца. Без конца. Только муть.
Мертвый в омуте месяц мерещится.
Неужели я тоже? Забудь.
Смерть еще далека (послезавтра я
все продумаю), но иногда
сердцу хочется "автора, автора".
В зале автора нет, господа.
И покуда глядел он на месяц,
синеватый, как кровоподтек,
раздался где-то в дальнем предместье
паровозный щемящий свисток.
Лист бумаги, громадный и чистый,
стал вытаскивать он из себя:
лист был больше него и неистовствовал,
завиваясь в трубу и скрипя.
И борьба показалась запутанной,
безысходной: я, черная мгла,
я, огни и вот эта минута --
и вот эта минута прошла.
Но, как знать, может быть, бесконечно
драгоценна она, и потом
пожалею, что бесчеловечно
обошелся я с этим листом.
Что-нибудь мне, быть может, напели
эти камни и дальний свисток.
И пошарив по темной панели,
он нашел свой измятый листок.

В этой жизни, богатой узорами
(неповторной, поскольку она
по-другому, с другими актерами,
будет в новом театре дана),
я почел бы за лучшее счастье
так сложить ее дивный ковер,
чтоб пришелся узор настоящего
на былое, на прежний узор;
чтоб опять очутиться мне -- о, не
в общем месте хотений таких,
не на карте России, не в лоне
ностальгических неразберих, --
но с далеким найдя соответствие,
очутиться в начале пути,
наклониться -- и в собственном детстве
кончик спутанной нити найти.
И распутать себя осторожно,
как подарок, как чудо, и стать
серединою многодорожного
громогласного мира опять.
И по яркому гомону птичьему,
по ликующим липам в окне,
по их зелени преувеличенной,
и по солнцу на мне и во мне,
и по белым гигантам в лазури,
что стремятся ко мне напрямик,
по сверканью, по мощи прищуриться
и узнать свой сегодняшний миг.


<Кембридж (Масс.), 1943>

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 22:36
Иосиф Бродский

ДВАДЦАТЬ СОНЕТОВ
К МАРИИ СТЮАРТ

1.

Мари, шотландцы всё-таки скоты.
В каком колене клетчатого клана
предвиделось, что двинешься с экрана
и оживишь, как статуя, сады?
И Люксембургский, в частности? Сюды
забрёл я как-то после ресторана
взглянуть глазами старого барана
на новые ворота и в пруды.
Где встретил Вас. И в силу этой встречи,
и так как "всё былое ожило
в отжившем сердце", в старое жерло
вложив заряд классической картечи,
я трачу что осталось русской речи
на ваш анфас и матовые плечи.

2.

В конце большой войны не на живот,
когда что было жарили без сала,
Мари, я видел мальчиком как Сара
Леандр шла топ-топ на эшафот.
Меч палача, как ты бы не сказала,
приравнивает к полу небосвод
(см. светило, вставшее из вод).
Мы вышли все на свет из кинозала,
но нечто нас в час сумерек зовёт
назад в "Спартак", в чьей плюшевой утробе
приятнее, чем вечером в Европе.
Там снимки звёзд, там главная - брюнет,
там две картины, очередь на обе.
И лишнего билета нет.

3.

Земной свой путь пройдя до середины,
я, заявившись в Люксембургский сад,
смотрю на затвердевшие седины
мыслителей, письменников; и взад-
вперёд гуляют дамы, господины,
жандарм синеет в зелени, усат,
фонтан мурлычит, дети голосят,
и обратиться не к кому с "иди на".
И ты, Мари, не покладая рук,
стоишь в гирлянде каменных подруг -
французских королев во время оно -
безмолвно, с воробьём на голове.
Сад выглядит как помесь Пантеона
со знаменитой "Завтрак на траве".

4.

Красавица, которую я позже
любил сильней, чем Босуэлла - ты,
с тобой имела общие черты
(шепчу автоматически "о, Боже",
их вспоминая) внешние. Мы тоже
счастливой не составили четы.
Она ушла куда-то в макинтоше.
Во избежанье роковой черты,
я пересёк другую - горизонта,
чьё лезвие, Мари, острей ножа.
Над этой вещью голову держа
не кислорода ради, но азота,
бурлящего в раздувшемся зобу,
гортань... того... благодарит судьбу.

5.

Чило твоих любовников, Мари,
превысило собою цифру три,
четыре, десять, двадцать, двадцать пять.
Нет для короны большего урона,
чем с кем-нибудь случайно переспать.
(Вот почему обречена корона;
республика же может устоять,
как некая античная колонна).
И с этой точки зренья ни на пядь
не сдвинете шотландского барона.
Твоим шотландцам было не понять,
чем койка отличается от трона.
В своём столетьи белая ворона,
для современников была ты блядь.

6.

Я Вас любил. Любовь ещё (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее, виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Чёрт, всё не по-людски!
Я Вас любил так сильно, безнадёжно,
как дай Вам Бог другими - но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит - по Пармениду - дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться - "бюст" зачеркиваю - уст!

7.

Париж не изменился. Плас де Вож
по-прежнему, скажу тебе, квадратна.
Река не потекла ещё обратно.
Бульвар Распай по-прежнему пригож.
Из нового - концерты за бесплатно
и башня, чтоб почувствовать - ты вошь.
Есть многие, с кем свидеться приятно,
но первым прокричавши "как живёшь".
В Париже, ночью, в ресторане... Шик
подобной фразы - праздник носоглотки.
И входит айне кляйне нахт мужик,
внося мордоворот в косоворотке.
Кафе. Бульвар. Подруга на плече.
Луна, что твой генсек в параличе.

8.

На склоне лет, в стране за океаном
(открытой, как я думаю, при Вас),
деля помятый свой иконостас
меж печкой и продавленным диваном,
я думаю, сведи удача нас,
понадобились вряд ли бы слова нам:
ты просто бы звала меня Иваном
и я бы отвечал тебе "Alas".
Шотлания нам стала бы матрас.
Я б гордым показал тебя славянам.
В порт Глазго, караван за караваном,
пошли бы лапти, пряники, атлас.
Мы встретили бы вместе смертный час.
Топор бы оказался деревянным.

9.

Равнина. Трубы. Входят двое. Лязг
сражения. "Ты кто такой?" - "А сам ты?"
"Я кто такой?" - "Да, ты". - "Мы протестанты".
"А мы католики". - "Ах вот как!" Хряск!
Потом везде валяются останки.
Шум нескончаемых вороньих дрязг.
Потом - зима, узорчатые санки,
примерка шали:"Где это - Дамаск?"
"Там, где самец-павлин прекрасней самки".
"Но даже там он не выходит в дамки"
(за шашками - передохнув от ласк).
Ночь в небольшом по-голливудски замке.
Опять равнина. Полночь. Входят двое.
И всё сливается в их волчьем вое.

10.

Осенний вечер. Якобы с Каменой.
Увы, не поднимающей чела.
Не в первый раз. В такие вечера
всё в радость, даже хор краснознаменный.
Сегодня, превращаясь во вчера,
себя не утруждает переменой
пера, бумаги, жижицы пельменной,
изделия хромого бочара
из Гамбурга. К подержанным вещам,
имеющим царапины и пятна,
у времени чуть больше, вероятно,
доверия, чем к свежим овощам.
Смерть, скрипнув дверью, станет на паркете
в посадском, молью траченом жакете.

11.

Лязг ножниц, ощущение озноба.
Рок, жадный до каракуля с овцы,
что брачные, что царские венцы
снимает с нас. И головы особо.
Прощай, юнцы, их гордые отцы,
разводы, клятвы верности до гроба.
Мозг чувствует, как башня небоскрёба,
в которой не общаются жильцы.
Так пьянствуют в Сиаме близнецы,
где пьёт один, забуревают - оба.
Никто не прокричал тебе "Атас!".
И ты не знала "я одна, а вас...",
глуша латынью в потолок и Бога,
увы, Мари, как выговорить "много".

12.

Что делает Историю? - Тела.
Искусство? - Обезглавленное тело.
Взять Шиллера: Истории влетело
от Шиллера. Мари, ты не ждала,
что немец, закусивши удила,
поднимет старое, по сути, дело:
ему-то вообще какое дело,
кому дала ты или не дала?
Но, может, как любая немчура,
наш Фридрих сам страшился топора.
А во-вторых, скажу тебе, на свете
ничем, вообрази это, опричь
Искусства, твои стати не постичь.
Историю отдай Елизавете.

13.

Баран трясёт кудряшками (они же
- руно), вдыхая запахи травы.
Вокруг Гленкорны, Дугласы и иже.
В тот день их речи были таковы:
"Ей отрубили голову. Увы".
"Представьте, как рассердятся в Париже".
"Французы? Из-за чьей-то головы?
Вот если бы ей тяпнули пониже..."
"Так не мужик ведь. Вышла в неглиже".
"Ну это, как хотите, не основа..."
"Бесстыдство! Как просвечивала жэ!"
"Что ж, платья, может, не было иного".
"Да, русским лучше; взять хоть Иванова:
звучит как баба в каждом падеже".

14.

Любовь сильней разлуки, но разлука
длинней любви. Чем статнее гранит,
тем явственней отсутствие ланит
и прочего. Плюс запаха и звука.
Пусть ног тебе не вскидывать в зенит:
на то и камень (это ли не мука?),
но то, что страсть, как Шива шестирука,
бессильна - юбку, он не извинит.
Не от того, что столько утекло
воды и крови (если б голубая!),
но от тоски расстёгиваться врозь
воздвиг бы я не камень, но стекло,
Мари, как воплощение гудбая
и взгляда, проникающего сквозь.

15.

Не то тебя, скажу тебе, сгубило,
Мари, что женихи твои в бою
поднять не звали плотников стропила;
не "ты" и "вы", смешавшиеся в "ю";
не чьи-то симпатичные чернила;
не то, что - за печатями семью -
Елизавета Англию любила
cильней, чем ты Шотландию свою
(замечу в скобках, так оно и было);
не песня та, что пела соловью
испанскому ты в камере уныло.
Они тебе заделали свинью
за то, чему не видели конца
в те времена: за красоту лица.

16.

Тьма скрадывает, сказано, углы.
Квадрат, возможно, делается шаром,
и, на ночь глядя залитым пожаром,
багровый лес незримому курлы
беззвучно внемлет порами коры;
лай сеттера, встревоженного шалым
сухим листом, возносится к Стожарам,
смотрящим на озимые бугры.
Немногое, чем блазнилась слеза,
сумело уцелеть от перехода
в сень перегноя. Вечному перу
из всех вещей, бросавшихся в глаза,
осталось следовать за временами года,
петь на голос "Унылую пору".

17.

То, что исторгло изумлённый крик
из аглицкого рта, что к мату
склоняет падкий на помаду
мой собственный, что отвернуть на миг
Филиппа от портрета лик
заставило и снарядить Армаду,
то было - - - не могу тираду
закончить - - - в общем, твой парик,
упавший с головы упавшей
(дурная бесконечность), он,
твой суть единственный поклон,
пускай не вызвал рукопашной
меж зрителей, но был таков,
что поднял на ноги врагов.

18.

Для рта, проговорившего "прощай"
тебе, а не кому-нибудь, не всё ли
одно, какое хлёбово без соли
разжевывать впоследствии. Ты, чай,
привычная к не-доремифасоли.
А если что не так - не осерчай:
язык что крыса, копошится в соре,
выискивает что-то невзначай.
Прости меня, прелестный истукан.
Да, у разлуки всё-таки не дура
губа (хоть часто кажется - дыра):
меж нами - вечность, также - океан.
Причём, буквально. Русская цензура.
Могли бы обойтись без топора.

19.

Мари, теперь в Шотландии есть шерсть
(всё выглядит как новое из чистки).
Жизнь бег свой останавливает в шесть,
на солнечном не сказываясь диске.
В озёрах - и по-прежнему им несть
числа - явились монстры (василиски).
И скоро будет собственная нефть,
шотландская, в бутылках из-под виски.
Шотландия, как видишь, обошлась.
И Англия, мне думается, тоже.
И ты в саду французском непохожа
на ту, с ума сводившую вчерась.
И дамы есть, чтоб предпочесть тебе их,
но непохожие на вас обеих.

20.

Пером простым - неправда, что мятежным! -
я пел про встречу в некоем саду
с той, кто меня в сорок восьмом году
с экрана обучала чувствам нежным.
Предоставляю вашему суду:
а) был ли он учеником прилежным;
b) новую для русского среду;
c) слабость к окончаниям падежным.
В Непале есть столица Катманду.
Случайное, являясь неизбежным,
приносит пользу всякому труду.
Ведя ту жизнь, которую веду,
я благодарен бывшим белоснежным
листам бумаги, свёрнутым в дуду.

1974

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 24-03-2012 23:22
Осип Эмильевич Мандельштам

Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок...
От замкнутых я, что ли, пьян дверей? —
И хочется мычать от всех замков и скрепок.

И переулков лающих чулки,
И улиц перекошенных чуланы —
И прячутся поспешно в уголки
И выбегают из углов угланы...

И в яму, в бородавчатую темь
Скольжу к обледенелой водокачке
И, спотыкаясь, мёртвый воздух ем,
И разлетаются грачи в горячке —

А я за ними ахаю, крича
В какой-то мёрзлый деревянный короб:
— Читателя! советчика! врача!
На лестнице колючей разговора б!

1 февраля 1937

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-03-2012 00:21
Л.Быков

Молитвенное

В эти унылые дни предвесенние кажется — мир обречен. Я не об истине — о милосердии. Больше уже ни о чем
24.03.2012

Днесь откажусь от бича Ювеналова, весь размягчусь, как моллюск, в кроткого малого, тихого малого преображусь и взмолюсь: наши церковники, наши полковники, благостный правящий класс, наши сановники, наши садовники, мудро растящие нас! Вечно топчите наш край отмудоханный, но прикажите одно: волю вернуть Самуцевич с Алехиной и отпустить Толокно.

Я не поклонник восставшей пусятины, их групповой ектеньи, панкам я тоже не друг, да простят они скучные вкусы мои, — но отчего не простить неразумие, не извинить шутовство? (Я выражаюсь как можно беззубее, чтобы не злить никого). Что же посадками вновь увлекаться нам, с завистью глядя назад? Вон донеслось, что за мелочи карцером им беспрестанно грозят; будто любые огрехи караются и разыгрался отит, будто детей отобрать собираются (могут! — а кто ж запретит?). Все это выглядит несколько пыточно (Боже, прости дурака!), как-то чрезмерно и как-то избыточно, как-то жестоко слегка. Все остальное у нас замечательно, но — исцелися, врачу! (Чувства чувствительно-чуткого Чаплина я оскорбить не хочу). Да, поглумились, нарушили правила, больше не будут авось, но называть их «насмешкою дьявола» — это уж как-то того-с. Мщение девушкам — дело последнее; звери ли вы, господа? Можно б хоть раз проявить милосердие. Я уж не помню, когда...

Нет, не хочу ни клеймить, ни грозиться я. Родина, тихий мой свет, исстари правит тобой инквизиция, веруешь ты или нет. Ты остаешься клейменой и битою, с распотрошенным нутром, и под Иосифом, и под Никитою, и под великим Петром. Как в тебе мало приязни и здравия, как ты пуста и черна, если, решив возрождать православие, с пыток опять начала! Ждали чудесного — накося, выкуси. Всех нас видали в гробу. Снова ликуют поклонники дикости, рабства, запрета, табу! Смотрят святители наши великие, как мы живем не по лжи: Путин заделался частью религии — слова о нем не скажи.
Читайте также:
Дело Pussy Riot

Нет, не сказать, чтоб миазмами гнилости все пропиталось до дна. Кто-то, естественно, просит о милости, не Мониава одна! «Горечью сердце мое разрывается, — молвил об этом Кирилл. — Не милосердием то называется!» — с пафосом он говорил. Что это, братцы, ужели примнилось мне? Что ж это он — и о чем? Где вы видали, чтоб просьбой о милости пастырь бывал огорчен? Это ж не зрелище лжи или зависти, рейдерских краж и атак; не за убийц попросили, казалось бы, — что ж разрываться-то так? Кто бы сказал преподобному Сергию или тебе, Серафим, что для России призыв к милосердию с верою несовместим... Как мы скатились до злобы горилловой, до скорпионьей, верней? Дела мне нет до квартиры Кирилловой и до прописанных в ней, мне отвратительны сплетни греховные — знайте, что я не таков! — знать я не знаю про деньги церковные, те, что брались у братков — но иногда моего современника мучит вопрос неспроста: церковь ли мы Каиафы-священника — или мы церковь Христа?

Нет! Умолкаю. Беды бы не вытворить. Помню задачу мою: это у нас не памфлет, а молитва ведь. Я не сужу, а молю. Делайте после любые оргвыводы, не опасаясь молвы, — вы же не Каины, вы же не Ироды, не атеисты же вы! В эти унылые дни предвесенние кажется — мир обречен. Я не об истине — о милосердии. Больше уже ни о чем.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-03-2012 11:57
АНАТОЛИЙ МАКОВСКИЙ

ПОЭМКА БЕЗ ХАМСТВА

Сразу на ум приходит ханство
А затем — ханжество
Я в библиотеку захаживал
У поэтов особое пьянство
Пол огурца с натуралистом
Поделишь
И язык мелет об идее
Наше существование
Долженствование
Страх чтоб его не прервали
Для этого ходишь в валенках
И на траве валяешься
Кажется щупаешь аиста
А уже — атеист
И сразу перед богом
Чист
А вокруг — мираж
В грязи кураж
Все месят осеннее тесто
Даже — невесты
Деревянные навесы
Грибно плачут
Дождевые капли
Медленно скачут
Из мест где пакля
Торчит
И дворняга рычит
В некрашенной будке
Жандарм
Шлагбаум жидам
Поставлен Сибирью
Одни турбины
Кое-где — турбазы
Реклам рубины
На Прадо Азии
Красном проспекте
Не встретить Просперо
В воскресенье проспишь
И коньками крыш
Любуешься
Что делать без женщин кроме культуры
И идет отшельник на двор где куры
Квохчут ка-ка-ка
К-а-а
А за бревенчатой дверью
Кант
Согнулся в полушубке
Метафизические шутки
Между страниц газеты
У фикуса и розетки
На улицу через окно
Плачет стекло
Особняк
В нем пляшет молодняк
А здесь — Пильняк
Двадцатый год
Который с'час — скажите
Вы пьяного свяжите
А ну — попробуйте
Скрипели роботы
От работы
Шагали роты
Открывался ротик
Смеялся котик
Усы на фотографии
Учителя географии
Курили физики
В помещении низеньком
Придирчиво спорили
Смеялась девушка
На капитолии
Пропивали получку
Он шел на случку
С любимой книгой
Наверно — Ницше
Он будет нищий...

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-03-2012 12:10
ПЕТР СТЕПАНОВ

ПРОСЛАВИМ ЖЕНЩИНУ

Прославим женщину высоким штилем
В который раз, во все века
Чтоб быть им каждый день особенно счастливыми
Не замечая, что идут, идут, идут года

Рассвет с закатом спутать можно,
Проснувшись с головою как чугун
Рассвет же женщины возможен
Во все года — такой уж я болтун.

Весна и женщина! Чего же боле?
Мужчинам отведен удел другой
Им только б быть всегдашеньки на воле
А от забот семьи пробраться стороной

Но почему? Давайте разберемся.
Обида тяжкая гнетет мужчин
Чего он хочет — вряд ли что добьется
Допиться может — здесь он господин

Нет праздника ему хотя бы раз в году
Эмансипация кругом и там и дома
И вот терпеть такую ерунду
Приходится всю жизнь, вот так-то, брат Ерема

Конкретно этот дом. Точнее вот квартира
Здесь женщины кругом и даже кошки есть
Но нет кота!
И остается трезвому видать одна могила
Но тьфу! они ведь тоже вот... такая ерунда.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-03-2012 12:23
ИВАН ОВЧИННИКОВ

ЗАСТОЛЬЕ ПОЭТОВ

А в окнах длинная весна
лилась по капле, каркая.
Сверкала рюмка и сосна
качалася у парка.

Скорее не было небес.
С такой надеждою просветы.
За город, за Москву, за лес!
На Родину и в лето.

И кто о чем и обо мне.
А обо мне еще не надо.
Так и останется в вине.
Вот утром вспомнить, ладно.

Пока по-русски пожалеть
о том, что будет, неизвестно.
И верить долго, долго. ведь
кому-то все же интересно.

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 188 189 190  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

KXK.RU