СТИХИ О ЛЮБВИ

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 218 219 220  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-06-2012 21:16
Е.Рейн

ЗА КРУЗЕНШТЕРНОМ

В.Беломлинской

Все как было. За стрелкой все те же краны,
лесовоз "Волгобалт" за спиной Крузенштерна,
только время все круче берет нас в канны
и вот-вот завершит окруженье, наверно.
На моем берегу отлетела лепнина,
а на том перекрашен дворец в изумрудный...
На глазах этот город еще коллективно
завершает свой пасмурный подвиг безумный.
Он толкает буксир по густому каналу
и диктует забытые ямбо-хореи,
он хотел, чтоб судьбина его доконала -
как угодно, - он шепчет: "Абы скорее!"
Для чего это все! Как чертил его зверский
императорский коготь на кожаной карте,
как вопил ему в ухо заросшее дерзкий
и ничтожный мятежник в смертельном азарте?
Для чего здесь Григорий загрыз Николая?
Отчего эта жилка до капельки бьется?
Поселение гуннов? Столица вторая?
Только первая! Ибо второй не живется.
Все уехали... Даже и я (что неважно),
никуда не прибьешься, ничего не изменишь.
Только в темном дворе окликаешь протяжно
и грозишь незнакомке, что до нитки разденешь.
А она-то согласна, но медлит чего-то...
Все пустое, как окна при вечном ремонте.
Будет срок - и повесят на Доску почета
или даже утопят в зачуханном понте.
Но когда я иду на Васильевский остров
и гляжу, как задымлено невское небо,
я все тот же, все тот же огромный подросток
с перепутанной манией дела и гнева.
Объявляю себя военнопленным,
припаду к сапогам своего конвоя,
чтобы вечером обыкновеннолетним
одному за всех поминать былое.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-06-2012 22:13
Михаил Дудин

Мне надоели стертые слова
Фраз зарифмованных стереотипы.
Моя душа, как старая сова
Живет в дупле полузасохшей липы.

Уж улетела иволга давно,
И ласточки покинули застрехи.
В душе тревожно,и в дупле темно,
И на дороге ни огня,ни вехи.

Шуршит под ветром жухлая трава,
Как времени обманутые цели.
Душа в своём дупле полуживая
И старый парк не выложит метели.

И рухнет липа.И умрут слова.
И постепенно одичает местность.
И улетит души моей сова
В еще живую где-то неизвестность

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-06-2012 22:25
Адам Мицкевич

К РУССКИМ ДРУЗЬЯМ

Вы - помните ль меня? Когда о братьях кровных,
Тех, чей удел - погост, изгнанье и темница,
Скорблю - тогда в моих видениях укромных,
В родимой череде встают и ваши лица.

Где вы? Рылеев, ты? Тебя по приговоре
За шею не обнять, как до кромешных сроков, -
Она взята позорною пенькою. Горе
Народам, убивающим своих пророков!

Бестужев! Руку мне ты протянул когда-то.
Царь к тачке приковал кисть, что была открыта
Для шпаги и пера. И к ней, к ладони брата,
Пленённая рука поляка вплоть прибита.

А кто поруган злей? Кого из вас горчайший
Из жребиев постиг, карая неуклонно
И срамом орденов, и лаской высочайшей,
И сластью у крыльца царёва бить поклоны?

А может, кто триумф жестокости монаршей
В холопском рвении восславить ныне тщится?
Иль топчет польский край, умывшись кровью нашей,
И, будто похвалой, проклятьями кичится?

Из дальней стороны в полночный мир суровый
Пусть вольный голос мой предвестьем воскресенья -
Домчится и звучит. Да рухнут льда покровы!
Так трубы журавлей вещают пир весенний.

Мой голос вам знаком! Как все, дохнуть не смея,
Когда-то ползал я под царскою дубиной,
Обманывал его я наподобье змея -
Но вам распахнут был душою голубиной.

Когда же горечь слёз прожгла мою отчизну
И в речь мою влилась - что может быть нелепей
Молчанья моего? Я кубок весь разбрызну:
Пусть разъедает желчь - не вас, но ваши цепи.

А если кто-нибудь из вас ответит бранью -
Что ж, вспомню лишний раз холуйства образ жуткий:
Несчастный пёс цепной клыками руку ранит,
Решившую извлечь его из подлой будки.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 12:53
ОЛЬГА СЕДАКОВА

ПУТЕШЕСТВИЕ ВОЛХВОВ

I

Тот, кто ехал так долго и так вдалеке,
засыпая, и вновь просыпаясь, и снясь
жизнью маленькой, тающей на языке
и вникающей в нас, как последняя сласть,
как открытая связь
от черты на руке
до звезды в глубочайшей небесной реке —
II

тот и знает, как цель убывает в пути
и растет накопленье бесценных примет,
как по узкому ходу в часах темноты
пробегает песком пересыпанный свет
и видения тысячи лет
из груди
выбегают, как воздух, и ждут впереди;
III

или некая книга во мраке цветном,
и сама — темнота, но удобна для глаз,
словно зренье, упавшее вместе с лучом,
наконец повзрослело, во тьме укрепясь,
и светясь,
пробегает над древним письмом,
как по праздничным свечкам на древе густом;
IV

или зимняя степь представлялась одной
занавешенной спальней из темных зеркал,
где стоит скарлатина над детской тоской,
чтобы лампу на западе взгляд отыскал —
как кристалл,
преломленный в слезах и цветной.
И у лампы сидят за работой ночной;
V

или, словно лицо приподняв над листом,
вещество открывало им весь произвол:
ясно зрящие камни с бессмертным зрачком
освещали подземного дерева ствол —
чтобы каждый прочел
о желанье своем —
но ни тайны, ни радости не было в нем.
VI

Было только молчанье и путь без конца.
Минералов и звезд перерытый ларец
им наскучил давно. Как лицо без лица
их измучил в лицо им глядящий конец:
словно в груде колец
не нашарив кольца,
они шли уже прочь в окруженье конца.
VII

— О как сердце скучает, какая беда!
Ты, огонь положивший, как вещь меж вещей,
для чего меня вызвал и смотришь сюда?
Я не лучший из многого в бездне Твоей!
Пожалей
эту бедную жизнь! пожалей,
что она не любила себя никогда,
что звезда
нас несет и несет, как вода...
VIII

И они были там, где хотели всегда.

1978

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 14:20
АНДРЕЙ СЕРГЕЕВ

ШВАРЦ

Часть I. МЕТТЕРНИХ
1

Поди сюда, поди сюда, смутьян!
Я не кусаюсь, а — глаза в растрате.
Австриец, младочех и басурман
Передо мной сошлись в одном дитяте;
Перед тобой — отживший интриган
На солнце дрогнет в ваточном халате.
Я — призрак дел, ты — испаренье книг,
Но все ж немецкий — общий наш язык.
2

Идеалист, послушай лицемера:
Ты все в Европе проклял наперед —
Но это старомоднее Вольтера!
Ты пробуждаешь к жизни свой народ —
Опять ветхозаветная химера!
Потом народ пускаешь в оборот,
Дуришь его дурманом мессианства
И топишь в гуртовом котле славянства.
3

А что славянство? Далеко зашло?
В холодную, на царские полати.
Меж тем у нас привольно и тепло:
Когда страна — заплата на заплате,
Мундир не душит, и, срывая зло,
На братьев-немцев можно срать в Рейхсрате.
Ну, как же тут не подрывать основ?
Прости, я для тебя не слишком нов?
4

Теперь, шаблоны школьные отбросив,
Взгляни на мир со всех шести сторон:
О диво! Недалекий Франц-Иосиф
Куда мудрей, чем сам Наполеон —
В полях сраженья не багрят колосьев,
Дунай гудит под Брамсов камертон,
Избытком чувств клокочет оперетта...
Да, трудно жить в спокойный век расцвета.
5

Вооружись подзорною трубой —
И вот Европы скифская изнанка:
На Вацлавском мосту ко мне спиной
Среди сокольских спин твой ментор Ганка
В обвислой шляпе, с чинною удой
И рядом, как у всех, ведро и банка,
Хотя он ловит души, а не рыб,
И ветер нам доносит жаркий хрип:
6

«...порукой древний Краледвор. Не много ль
Мы Габсбургов терпели произвол?
Пусть разум в сущем обнаружит Гегель!
И что за имя — истинный козел.
Другое дело — полнозвучный Гоголь!
Он вывел русский паровой котел,
Он сочинил чугунную дорогу.
Кто храбрый — гей в Россию на подмогу!»
7

Верь, верь ему, фантазии купай
В разлитии национальной скверны.
На скверну ты ответишь: «Маха, Май».
Но слов красоты краю соразмерны —
Дашь маху, коли хватишь через край.
Зачем отец твой, урожденный Черны,
Славянский, как и ты, провинциал,
Стал Шварцем и Европой забряцал?
8

Затем, что мать истории Европа —
Столица чести, чувства и ума.
В дерме ж ее гнездится род микроба —
Спасительная русская чума.
Спасители не крышей, крышкой гроба
Покроют возводимые дома
И вместе с нами в них умрут. Ответствуй:
Того ли для тебя хотел отец твой?
9

Герр Шварц! Он был достоинства пример.
А ты схватился за бродяжий посох.
Ну, что же, каждый врет на свой манер;
Но я, старик из кресла на колесах,
Скажу: Москва бранится словом «херр»,
Затем что у скуластых и раскосых
Достоинство не ставится ни в грош...
Ступай! Еще в герои попадешь.

Комментарии к ч. I:

Октава 1. Но все ж немецкий — общий наш язык — Боборыкин в мемуарах описывает панславистский съезд в Чехии, где делегаты изъяснялись между собой на общеславянском, т.е. немецком языке.

Окт. 3. Когда страна — заплата на заплате — Австро-Венгрию называли лоскутной империей.

Окт. 5. Среди сокольских спин твой ментор Ганка — «Сокол» — гимнастическая и национальная организация в Чехии, основана в 1863 г. Вацлав Ганка — чешский русофил.

Окт. 6. порукой древний Краледвор — «Краледворская рукопись» — фальсификация Ганки, выдававшего ее за памятник древнечешской словесности.

Он (Гоголь. — А.С.) вывел русский паровой котел, он сочинил чугунную дорогу — «В обожании сына Мария Ивановна (мать Гоголя — А.С.) доходила до Геркулесовых столбов, приписывая ему все новейшие изобретения (пароходы, железные дороги)...» (Данилевский).

Окт. 7. На скверну ты ответишь: «Маха, Май» — см. ниже.

Часть II. ПУТЕШЕСТВИЕ
1

В Россию путь — на русском колесе.
Сокольский хор отгрохал «Гей, славяне»,
Момент — и в приграничной полосе
Богемской сталью кованые сани
Кресалят по рокадному шоссе,
И с гор бегут гуцульские крестьяне,
Чтоб искру драгоценную в горсти
Домой, до черной печки донести.
2

Во время оно кельты, карпы, даки
Здесь разжигали жизнь, и ей в ответ
Вопили жертвы, плакали собаки;
Но постепенно все свелось на нет.
Идет гуцул. Душа его во мраке
От перебытых зря двух тысяч лет.
Он шляпу снимет, с добрым днем поздравит
И добрый день до вечера отравит.
3

Сыреет в яме Лемберг, он же Львов,
От жалоб украинских самостиев:
Шинки рыдают о правах батьков —
Их, только их первоначальный Киев,
А москали пошли от комяков
И превратились в новый бич батыев.
И тем страшней, что для царя хохол
Иуда Гоголь порох изобрел.
4

А по кофейням толк — уже немецкий:
«В Санкт-Петерс Бурге силу взял масон,
Католик и поляк Мартын Пилецкий
(Распутный педель, что когда-то вон
Был выгнан из Лицея силой детской),
И двор славянством польским полонен,
И православью смерть в борьбе религий».
Герой решил проведать Ставропигий.
5

Се был Москвы передовой собор,
В австрийстем Риме община монасей.
К чужим дозор, а от чужих забор,
За коим сонм ученых ипостасей.
Там в русской филологии запор
Усердный тайнописец Копростасий
Навеки вызвал, «Слово о полку»
По вдохновенью взявши с потолку.
6

Ключарь открыл герою, что Украйна —
Окраина Руси. Другой монах
Хотел сказать про Киев, но нечаянно
Соврал, что был у Гоголя в гостях.
А бывший царскосел видал случайно,
Как Пушкин — ангелок о двух крылах —
В Пилецкого стреляет из рогатки.
С монасей дале были взятки гладки.
7

Из польской Праги прибыл скороход,
И братия, решась, Отца и Сына
Упорно молит ночи напролет,
Чтоб, не дождав до торжества Мартына,
Полупаны, студенты, прочий сброд
Восстали — ибо клин взыскует клина:
Да разрешит державный мордобой
Старинный спор славян между собой.
8

Бог свят. Закрыты русские границы.
Во тьме варить историю спорей,
И над душой не виснут очевидцы
С причудливым чутьем нетопырей.
Пилецкий клином выбит из столицы —
Ему Березов, каша и Борей.
Пока шалят варшавские смутьяны*,
В Россию путь ведет через Балканы.

*Вариант: Пока рычат варшавские полканы.
9

Момент — и в русском воинстве герой.
Я'ицкий есаул калмык Черняев
Стоит за брата сербского горой:
То щиплет оттоманских попугаев,
То ищет под дубовою корой
Добро упрямых, как дубы, хозяев.
Узрев российства с азиатством связь,
Союзников домой спровадил князь.
10

Вот Чичиков досматривает сани.
По щиколотку потонув во мху,
Хор трубачей выводит «Гей, славяне».
Пустырь. Кусты. Поодаль на ольху
Пейзанин в монополечном тумане
Наносит милый вензель «Ха» и «У».
Знакомый мир — за полосатой гранью.
Герой, прими награду за старанья.

Комментарии к ч. II:

Окт. 1. В Россию путь на русском колесе — «В России большую часть года полозья заменяют колесо» (де Кюстин).

Сокольский хор отгрохал «Гей, славяне» — имеется в виду панславянская песня (муз. Огинского), впоследствии — государственный гимн Югославии.

Окт. 2. Он шляпу снимет, с добрым днем поздравит и добрый день до вечера отравит — «Самый вид гуцула надолго поселяет уныние» (Адам Олеарий).

Окт. 3. Шинки рыдают о правах батьков — ср. укр. «шинки» с рус. «сынки».

Иуда Гоголь — Гоголя звали Николай Васильевич.

Окт. 4. Масон... Мартын Пилецкий (распутный педель, что когда-то вон был выгнан из Лицея силой детской) — действительный факт. См. роман Писемского «Масоны».

Двор славянством польским полонен, и православью смерть в борьбе религий — такая возможность имела место в начале XIX в.

Герой решил проведать Ставропигий — Ставропигийский институт — старейшее православное научное учреждение; служил русским интересам в Австро-Венгрии.

Окт. 5. В австрийстем Риме община монасей — католическая Священная Римская империя германской нации распалась во время наполеоновских войн.

Усердный тайнописец Копростасий — копростаз (греч.) — запор.

Окт. 7. Из польской Праги прибыл скороход — польская Прага — предместье Варшавы.

Чтоб, не дождав до торжества Мартына, полупаны, студенты, прочий сброд восстали — «Поляки сами всегда губили свои шансы на независимость и даже господство над Россией» (Ключевский).

Ему Березов, каша и Борей — Березов — место ссылки в XVIII в. См. картину Сурикова «Меншиков в Березове».

Окт. 9. Яицкий есаул калмык Черняев — Не все догадываются, что «яицкий» происходит от р. Яик (ныне Урал).

Окт. 10. Пейзанин в монополечном тумане — Винная монополия была введена в 1896 г.

Часть III. АПРАКСИН ДВОР
1

Россия для приезжего — орех,
Который надо разгрызать зубами,
Экзаменуясь под зевотный смех
На роль в еще не сочиненной драме
С негаданной развязкой. Юный чех,
Как чацкий мотылек, летел на пламя
И сам подставил шею под удар,
Порхнувши с парохода на пожар.
2

Апраксин двор горел стоймя, как свечка.
Спекались кожи, фыркали меха,
Искрило сало и стреляла гречка.
У красного родного петуха
Народ локтями добывал местечко
Поближе к пре, подальше от греха.
Купечество учло небес немилость
И воевать стихию не стремилось.
3

Герой с разбегу взял барьер толпы,
Нырнул в бурун крошащегося крова
И вынес штуку ситца, куль крупы
И дикого с похмелья домового, —
Но не разгрыз расейской скорлупы
И был предъявлен в качестве улова,
Когда пожарный заспанный обоз
На поджигателей повысил спрос.
4

Всегда фекаловатый Чернышевский
Петролеем и серой вдруг запах;
Он выскочил на освещенный Невский
В покрытых свежей копотью очках;
Ему навстречу мчался Достоевский;
Городовой был рядом, в двух шагах,
Но по гнилой интеллигентской складке
Писатель не донес и слег в припадке.
5

А встав, он поднял виденное зло
До эсхатологического чина:
— Отечество нам Царское — Село,
А Верховенским адская — машина:
Безумцы бредят, что в аду тепло,
Что бытие — колеса и пружина,
Что надо рвать Россию как запал,
Чтоб мир взорвался и в тепло попал.
6

Москва гудела, запирая крепость:
— За Бологим чадит чухонский хлев!
Неправый левый видел в нас нелепость,
Но если правый прав, то левый — лев,
И днесь являет зверскую свирепость,
Как здесь являют мудрый древний гнев:
Мы, москвичи, пошли от Хомякова
И нам с Европой спорить ох не ново.
7

А в Питере мундирный воротник
Героя притеснял в казенном доме:
— Тебя из чешской Праги Матерник
Прислал погнить в холодной на соломе?
Ты бунтовщик, ей-богу, бунтовщик
И живо загремишь к царю Ереме.
Нам твой дружок Поганка не указ:
Ни херр отсюда ни хера не спас.
8

Орех раскрылся дружбой часового:
— Ну, что ты, что ты, это, брат, того,
Того, а не чего-нибудь иного —
Оно ведь, право слово, ничего,
Тем более, что ничего такого
И, стало быть, сойдет безо всего.
Вот так-то лучше. Ладно, не печалься,
Рассудит Карла Карлыч. Он начальство.
9

— Вы взяли имя Черный? Это жаль.
Верните Шварц. В России хватит черный.
Вы как герой с балканская медаль
Найдет занятий чистый и просторный —
Учить московский барышня рояль.
Российский человек — слуга покорный,
Хороший человек. Вы заживет,
И ни назад не надо, ни вперед.

Комментарии к ч. III:

Окт. 1. Порхнувши с парохода на пожар — пароходом первоначально называли паровоз. См. «Попутную песню» (муз. Глинки, слова Кукольника).

Окт. 2. Поближе к пре, подальше от греха — Пре — дат. от «пря».

Окт. 4. Всегда фекаловатый Чернышевский — Из дневника Чернышевского от 16 дек. 1848 г.: «...в баню за 7 к. сер., много народу было, однако, ничего, вымылся, кажется, хорошо. Пошел, собственно потому, что на подбородке стала от грязи дрань, руки слишком загрязнены от кисти до локтя, и дело свое в нужнике слишком делал грязно и неловко, так что все должен был чесать».

Но по гнилой интеллигентской складке писатель не донес — «Представьте себе, — говорил он (Достоевский — А.С.), — что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились бы к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы? — Нет, не пошел бы. — И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это — преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые не позволили бы это сделать. Это причины прямо ничтожные. Просто — боязнь прослыть доносчиком». (Суворин, «Дневник»).

Часть IV. ШВАРЦ
1

Сто лет Россия киснет без реформ
И колупает старые болячки.
Страну спустили на подножный корм,
И я, дошкольник, озверев от жвачки,
Алкая цельных красок, чистых форм,
Вязался с бабкой в гости, ждал подачки
И с нищих брал свой нищенский оброк —
Открытку, марку, царский пятачок.
2

Однажды нас окликнули: — Ирина
Никитична, зашли бы! Это внук? —
...Под белым полотенцем пианино,
На нем Бетховен, Моцарт, Гендель, Глюк,
На полочках фарфор, фаянс и глина,
По стенам Беклин, Рафаэль и Штук
В багете под стеклом. С голодным жаром
Я прилепился к дивным обжедарам.
3

Седой хозяин был заметно рад:
— Мой друг, я вижу, ты прекрасным занят.
Ты видишь то, чем славился Закат:
Пока хватает глаз гляди на Запад,
Пока хватает сил иди назад —
Иначе можно обезуметь за год...
Ты любишь ли стихи? Сильней всего?
Вот чешский Пушкин, гений, божество.
4

Он прожил двадцать три или четыре,
Но Махе поклонился весь народ:
О Данте, о Гомере и Шекспире
Чех слышал слух — и видел перевод.
Да что такое русский Пушкин в мире,
Сам Бог отсюда вряд ли разберет.
Вселенские проистекали души
Лишь из вселенских языков. Но слушай:
5

«Был поздний вечер, првни (первый) май,
Вечерни май, был ласки (ласки) час,
Знал благовоньем вдаль боровы гай,
Звал к ласки грам грдлички (птички) глас...»
Как музыка. Но нет, не понимай,
Что это слышит кто-то, кроме нас:
Наш чешский слишком избранный сосуд.
Учи немецкий — все тебя поймут.
6

Ах немцы! Я взрывался, как шутиха,
И проповедал ложный идеал,
За что имел отслушать Меттерниха —
О как он врал, какую правду врал...
И здесь у вас, когда изведал лиха,
Мне русский немец в руку подыграл.
Ах если бы философ нами правил,
То русским немцам памятник поставил!
7

Без немцев, господа, не вглубь, а вширь
Растет когда-то славное славянство,
Историю свою ведет в Сибирь,
И географии дает дворянство.
Без них кругом китайский монастырь,
И если где-то шум, то, верно, пьянство,
А если книга, то словесный сор,
Как «Слово о полку» и «Краледвор».
8

Так что меня к России повернуло?
Я услыхал, что Запад — западня
И убежал от участи гуцула.
О как меня звала назад родня!
Но тут болото мигом затянуло,
И силы вдруг оставили меня...
Друзья, прошу прощенья за ворчанье;
Примите этот снимок на прощанье. —
9

Прямой старик на жактовском дворе
При галстуке, с лопатой, возле тачки;
Покатый лоб в косматом серебре,
Усы на взлете — никакой потачки,
Напоминатель о былой поре
Живой и бодрый в центре общей спячки;
А ближе — клумба, кажется, в цвету
И рамка, подводящая черту.

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА К ПОЭМЕ

Меттерних, Клеменс (1773—1859) — князь, австрийский канцлер.

Шварц, Александр Александрович (1852—1940?) — чех-музыкант, бабушкин знакомый и сосед.

Франц-Иосиф (1830—1916) — император Австро-Венгрии.

Ганка, Вацлав (1791—1861) — чешский филолог, публицист и фальсификатор древностей.

Гоголь, Николай Васильевич (1809—1852) — русский писатель.

Маха, Карел Гинек (1810—1836) — чешский поэт.

Пилецкий, Мартын Степанович (1780—1859) — воспитатель Царскосельского лицея, масон.

Польские восстания имели место в 1830—1831 и 1863—1864.

Черняев, Михаил Григорьевич (1828—1898) — русский генерал. Русское вмешательство в Сербии имело место накануне Русско-турецкой войны 1877—1878.

Апраксин двор горел в 1862.

Чернышевский, Николай Гаврилович (1828—1883) — русский литератор.

Достоевский, Федор Михайлович (1821—1881) — русский писатель.

Хомяков, Алексей Степанович (1804—1860) — славянофил.

Ирина Никитична (1877?—1951) — моя бабушка.

НОТА БЕНЕ: Автор разделяет не все взгляды, высказанные героями поэмы. — А.С.

1972—1973

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 14:46
ГАЛИНА СЕРГЕЕВА

Далее нет ничего, а живи и гордись.
Где-то по жизни своей совершенно случайно,
Сев на кровати, зевнув, полувзглядом скучая,
Шаря по шкафу, меня повстречать соберись.
Эту ли шляпу? Нет, слишком помята,
Этот ли галстук? Нет, цветом скучнейший;
Вот для тебя и потеха опять
нечего, мол, одевать!
Шила напрасно я платье от муки нежнейшей
шла я напрасно к дверям от окна и обратно —
Мы не увидимся, знать.

Но, а кому ты нужен, как ветер, безродный?
Словно на чье-то разбитое сердце — зевака.
Да и в придачу, как дождь, отвращающе жалкий,
Да и в придачу привязчивый, словно собака.
Я отпускаю — иди, ни за что пропадешь!
Воздухоплаватель! Жизнь все равно проклянешь!
В первый — за ложь, во второй — за подвох, за все, что загубишь,
А перед смертью за так, и больною, и бледной полюбишь,
Празднуй лентяя, а все ж повстречать берегись
Тех, кто успеет во всем, а пожалует кроху
Вот и попробуй им вслед не грози, не божись
Ты безбилетник и вечный пройдоха.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 18:12
Дмитрий Львович Быков
РОССИЯ. РАМКИ

В сегодняшней России практически все ирают эти роли с циничными ухмылками бесконечно усталых артистов, у которых есть дела поважней всех этих имитаций.

В сегодняшней России практически все — от полиции, стоящей у рамочек, до президента России, устанавливающего для всех эти рамочки, — играют роли с циничными ухмылками бесконечно усталых артистов.

Почти всю душную среду, 20 июня, я провел в суде над Pussy Riot, а почти весь прохладный четверг, 21-го, — на Петербургском экономическом форуме. От такого контраста мог бы рехнуться и более крепкий человек, если бы контраст в самом деле наличествовал.

Но его почти не было. Так, стереоскопическая картинка на тему России-2012, почти исчерпывающая.

Те же рамки на входе в «Ленэкспо» на Большом проспекте Васильевского острова и в Таганском суде в Марксистском переулке. Тот же тщательнейший досмотр документов с попутным вытряхиванием карманов. Та же абсолютная закрытость и дикое напряжение в воздухе. То же честное отрабатывание отвратительных ролей неплохими, в общем, людьми, против воли вовлеченными в отвратительную пьесу под названием «Русское закручивание».

Судья Наталья Владимировна Коновалова понимала, что рассказывать журналистам и родственникам о намерениях Pussy скрыться или давить на следствие совершенно бессмысленно. Все ведь все знают. Поэтому решение она зачитывала такой скороговоркой, словно стыдилась каждого слова или просто желала поскорей покончить с этой малоприятной формальностью.

Журналисты бешено тыкали пальцами в «айфоны» либо полушепотом вели прямые репортажи по телефону. Переглядываясь между собой, они делали характерную гримасу «буэээ». Полиция ласково говорила прессе: «Отойдите от клеточки». Толоконникова, Самуцевич и Алехина держались бодро и ни в чем не каялись. Решение суда ни для кого не было неожиданностью. Их оставили под стражей до 24 июля. «Все это нужно одному человеку, — сказал родственник одной из задержанных. — Этим ведь занимается напрямую администрация президента».

Президент Владимир Путин, тоже Владимирович, понимал, что рассказывать бизнесменам о грядущих 25 млн рабочих мест и снятии российской экономики с сырьевой иглы совершенно бессмысленно. Бизнесмены все понимают. Поэтому во время президентской речи — я стоял в проходе и мог наблюдать почти весь зал — внимание и почтительность изображали только первые ряды. Остальные свободно прохаживались, переговаривались, обменивались мнениями и бешено тыкали пальцами в гаджеты, разве что чуть более навороченные.

Переглядываясь между собой, они тоже делали «буэээ» или что-то в этом роде. «Бессмысленно и беспощадно», — обронил один из них, покидая зал в середине выступления. «Весь этот форум для одного человека, — сказал коллега из делового издания. — Тут и нету никого, кроме сырьевиков и РЖД». Правда, Владимир Путин читал свою речь помедленней, чем судья Надежда Коновалова свою. Наверное, он полагал, что ему стыдиться нечего. И с формальной стороны было, в самом деле, не подкопаться — просто главная особенность современного политического и юридического языка заключается в недоговаривании примерно половины существенной информации. Например: «Цинично оскорбили чувства верующих». Далее следовало бы перечислить этих верующих — можно по должностям, а можно по именам-отчествам: все же их знают, повторяю в третий раз. Или: «Оппозиция должна действовать по законам». Которые, следовало бы добавить, устанавливаем мы. Дальше можно бы перечислить тех же самых верующих, чьи чувства оскорблены.

Разумеется, от Священного синода до Таганского суда Россия прошла серьезный путь. Как и от утверждения Константина Победоносцева, что нам не нужно много студентов, до аналогичного утверждения Игоря Холманских. Разумеется, этот путь нагляден, ведь от шуток о бандерлогах и презервативах до публичного признания того факта, что в России есть серьезная оппозиция, — дистанция кое-какого размера. Но никаких перемен, по существу, не было и нет, кроме одной: в прежней России хоть кто-то всерьез относился к ролям, которые играет, и к словам, которые говорит.

В сегодняшней России практически все — от полиции, стоящей у рамочек, до президента России, устанавливающего для всех эти рамочки, — играют эти роли с циничными ухмылками бесконечно усталых артистов, у которых есть дела поважней всех этих имитаций.

А имитация тотальна, в том-то и состоит главная драма. Имитация — новые технологии, представленные на стендах «Ленэкспо»: все они сводятся к более или менее эффектным компьютерным презентациям. Имитация — цифры, призванные ошеломить иностранцев и собственных граждан, особенно на фоне очередной волны кризиса, которая нас почему-то накрывает вместе со всеми, невзирая на наше национальное своеобразие. Имитация — разговоры о нашем национальном своеобразии, которые ведут все подряд, включая Примакова и Киссинджера, хотя заключается оно как раз в отсутствии жизни. Даже обидно: живут они, а расплачиваемся мы — вместе со всеми.

Так жить можно очень долго, все более прогнивая, все более дистанцируясь от реальности, все грубее маскируясь, все циничнее издеваясь. Беда в том, что жизнь одна, и тратить ее на разложение — не лучший выбор. Судя по лицам Владимира Путина и Надежды Коноваловой, им это тоже обидно. И оба они почему-то уверены, что от них ничего не зависит.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 22:38
Марина Кулимова

Революцию делать в России? И это при нашей зиме?
Моментально замерзнет вода в батареях.
Прав Булгаков: пространства потонут во тьме

Нет,увольте,-широты иные,чем в гипербореях
На дорогах сейчас же начнётся начнётся разбой,-
Сохрани и спаси,непорочная дева Мария!

И,пока разберутся верхи с фракционной борьбой,
Верх возьмёт антисанитария.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 23:06
Джордж (Лорд) Байрон

«Стансы к Августе»

Когда время мое миновало
И звезда закатилась моя,
Недочетов лишь ты не искала
И ошибкам моим не судья.
Не пугают тебя передряги,
И любовью, которой черты
Столько раз доверял я бумаге,
Остаешься мне в жизни лишь ты.

Оттого-то, когда мне в дорогу
Шлет природа улыбку свою,
Я в привете не чую подлога
И в улыбке тебя узнаю.
Когда ж вихри с пучиной воюют,
Точно души в изгнанье скорбя,
Тем-то волны меня и волнуют,
Что несут меня прочь от тебя.

И хоть рухнула счастья твердыня
И обломки надежды на дне,
Все равно: и в тоске и унынье
Не бывать их невольником мне.
Сколько б бед ни нашло отовсюду,
Растеряюсь - найдусь через миг,
Истомлюсь - но себя не забуду,
Потому что я твой, а не их.

Ты из смертных, и ты не лукава,
Ты из женщин, но им не чета.
Ты любовь не считаешь забавой,
И тебя не страшит клевета.
Ты от слова не ступишь ни шагу,
Ты в отъезде - разлуки как нет,
Ты на страже, но дружбе во благо,
Ты беспечна, но свету во вред.

Я ничуть его низко не ставлю,
Но в борьбе одного против всех
Навлекать на себя его травлю
Так же глупо, как верить в успех.
Слишком поздно узнав ему цену,
Излечился я от слепоты:
Мало даже утраты вселенной,
Если в горе наградою - ты.

Гибель прошлого, все уничтожа,
Кое в чем принесла торжество:
То, что было всего мне дороже,
По заслугам дороже всего.
Есть в пустыне родник, чтоб напиться,
Деревцо есть на лысом горбе,
В одиночестве певчая птица
Целый день мне поет о тебе.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-06-2012 23:17
Борис Пастернак

СВИДАНИЕ

Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.

И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.

И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-06-2012 13:12
ВАДИМ СИДУР

Я раздавлен
Непомерной тяжестью ответственности
Никем на меня не возложенной
Ничего не могу предложить человечеству
Для спасения
Остается застыть
Превратиться в бронзовую скульптуру
И стать навсегда
Безмолвным
Взывающим

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-06-2012 13:34
БОРИС СЛУЦКИЙ

Покуда над стихами плачут,
Пока в газетах их порочат,
Пока их в дальний ящик прячут,
Покуда в лагеря их прочат, —

До той поры не оскудело,
Не отзвенело наше дело.
Оно, как Польша, не сгинело,
Хоть выдержало три раздела.

Для тех, кто до сравнений лаком,
Я точности не знаю большей,
Чем русский стих сравнить с поляком,
Поэзию родную — с Польшей.

Еще вчера она бежала,
Заламывая руки в страхе,
Еще вчера она лежала
Почти что на десятой плахе.

И вот она романы крутит
И наглым хохотом хохочет.
А то, что было,
То, что будет, —
Про это знать она не хочет.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-06-2012 13:56
ЮРИЙ СМИРНОВ

Когда венецианский дож
Сказал ей: «Дашь или не дашь?» —
Она почувствовала дрожь,
Потом превозмогла мандраж.

Она тирану уступила,
Он был настойчив, как таран,
Он был вынослив, как стропила,
И ей понравился тиран.

А было время Возрожденья,
Народ был гол и необут,
Но ведь теряешь убежденья
В момент, когда тебя ебут.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-06-2012 19:28
Борис Пастернак
Марбург

Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье, —
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне — отказ.
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.

Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
Вторично родившимся. Каждая малость
Жила и, не ставя меня ни во что,
В прощальном значеньи своем подымалась.

Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам. И все это были подобья.

Но как бы то ни было, я избегал
Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
Я знать ничего не хотел из богатств.
Я вон вырывался, чтоб не разреветься.

Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
Был невыносим мне. Он крался бок о бок
И думал: «Ребячья зазноба. За ним,
К несчастью, придется присматривать в оба».

«Шагни, и еще раз«, — тверди мне инстинкт,
И вел меня мудро, как старый схоластик,
Чрез девственный, непроходимый тростник,
Нагретых деревьев, сирени и страсти.

«Научишься шагом, а после хоть в бег», —
Твердил он, и новое солнце с зенита
Смотрело, как сызнова учат ходьбе
Туземца планеты на новой планиде.

Одних это все ослепляло. Другим —
Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
Копались цыплята в кустах георгин,
Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.

Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.

Желтел, облака пожирая, песок.
Предгрозье играло бровями кустарника,
И небо спекалось, упав на кусок
Кровоостанавливающей арники.

В тот день всю тебя от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

Когда я упал пред тобой, охватив
Туман этот, лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!) — этот вихрь духоты —
О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.

Тут жил Мартин Лютер. Там — братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все — живо. И все это тоже — подобья.»

О, нити любви! Улови, перейми.
Но как ты громаден, обезьяний,
Когда под надмирными жизни дверьми,
Как равный, читаешь свое описанье!

Когда-то под рыцарским этим гнездом
Чума полыхала. А нынешний жупел —
Насупленный лязг и полет поездов
Из жарко, как ульи, курящихся дупел.

Нет, я не пойду туда завтра. Отказ —
Полнее прощанья. Все ясно. Мы квиты.
Да и оторвусь ли от газа, от касс, —
Что будет со мною, старинные плиты?

Повсюду портпледы разложит туман,
И в обе оконницы вставят по месяцу.
Тоска пассажиркой скользнет по томам
И с книжкою на оттоманке поместится.

Чего же я трушу? Ведь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Стрясется — спасут.
Рассудок? Но он — как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.

Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу.
Акацией пахнет, и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.

И тополь — король. Я играю с бессонницей.
И ферзь — соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.

1916, 1928

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-06-2012 19:37
Эдуард Багрицкий

РАЗГОВОР С КОМСОМОЛЬЦЕМ Н. ДЕМЕНТЬЕВЫМ

- Где нам столковаться!
Вы - другой народ!..
Мне - в апреле двадцать,
Вам - тридцатый год.
Вы - уже не юноша,
Вам ли о войне...

- Коля, не волнуйтесь,
Дайте мне...
На плацу, открытом
С четырех сторон,
Бубном и копытом
Дрогнул эскадрон;
Вот и закачались мы
В прозелень травы,
Я - военспецом,
Военкомом - вы...
Справа - курган,
Да слева курган;
Справа - нога,
Да слева нога;
Справа наган,
Да слева шашка,
Цейсс посередке,
Сверху - фуражка...
А в походной сумке -
Спички и табак,
Тихонов,
Сельвинский,
Пастернак...

Степям и дорогам
Не кончен счет;
Камням и порогам
Не найден счет.
Кружит паучок
По загару щек.
Сабля да книга -
Чего еще?

(Только ворон выслан
Сторожить в полях...
За полями - Висла,
Ветер да поляк;
За полями ментик
Вылетает в лог!)

Военком Дементьев,
Саблю наголо!

Проклюют навылет,
Поддадут коленом,
Голову намылят
Лошадиной пеной...
Степь заместо простыни:
Натянули - раз!
...Добротными саблями
Побреют нас...

Покачусь, порубан,
Растянусь в траве,
Привалюся чубом
К русой голове...
Не дождались гроба мы,
Кончили поход.
На казенной обуви
Ромашка цветет...
Пресловутый ворон
Подлетит в упор,
Каркнет "nevermore"* он
По Эдгару По...
"Повернитесь, встаньте-ка,
Затрубите в рог..."
(Старая романтика,
Черное перо!)

- Багрицкий, довольно!
Что за бред!..
Романтика уволена
За выслугой лет;
Сабля - не гребенка,
Война - не спорт;
Довольно фантазировать,
Закончим спор.
Вы - уже не юноша,
Вам ли о войне!..


- Коля, не волнуйтесь,
Дайте мне...
Лежим, истлевающие
От глотки до ног...
Не выцвела трава еще
В солдатское сукно;
Еще бежит из тела
Болотная ржавь,
А сумка истлела,
Распалась, рассеклась,
И книги лежат...

На пустошах, где солнце
Зарыто в пух ворон,
Туман, костер, бессонница
Морочат эскадрон,-
Мечется во мраке
По степным горбам:
"Ехали казаки,
Чубы по губам..."

А над нами ветры
Ночью говорят:
- Коля, братец, где ты?
Истлеваю, брат!-
Да в дорожной яме,
В дряни, в лоскутах
Буквы муравьями
Тлеют на листах...
(Над вороньим кругом -
Звездяный лед.
По степным яругам
Ночь идет...)

Нехристь или выкрест
Над сухой травой,-
Размахнулись вихри
Пыльной булавой.
Вырваны ветрами
Из бочаг пустых,
Хлопают крылами
Книжные листы;
На враждебный Запад
Рвутся по стерням:
Тихонов,
Сельвинский,
Пастернак...
(Кочуют вороны,
Кружат кусты.
Вслед эскадрону
Летят листы.)
Чалый иль соловый
Конь храпит.
Вьется слово
Кругом копыт.
Под ветром снова
В дыму щека;
Вьется слово
Кругом штыка...
Пусть покрыты плесенью
Наши костяки -
То, о чем мы думали,
Ведет штыки...
С нашими замашками
Едут пред полком -
С новым военспецом
Новый военком.
Что ж! Дорогу нашу
Враз не разрубить:
Вместе есть нам кашу,
Вместе спать и пить...
Пусть другие дразнятся!
Наши дни легки...
Десять лет разницы -
Это пустяки!

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-06-2012 19:46
Б.Пастернак

Я тоже любил, и дыханье
Бессонницы раннею ранью
Из парка спускалось в овраг, и впотьмах
Выпархивало за архипелаг
Полян, утопавших в лохматом тумане,
В полыни и мяте и перепелах.
И тут тяжелел обожанья размах,
Хмелел, как крыло, обожженное дробью,
И бухался в воздух, и падал в ознобе,
И располагался росой на полях.

А там и рассвет занимался.
До двух Несметного неба мигали богатства,
Но вот петухи начинали пугаться
Потемок и силились скрыть перепуг,
Но в глотках рвались холостые фугасы,
И страх фистулой голосил от потуг,
И гасли стожары, и как по заказу
С лицом пучеглазого свечегаса
Показывался на опушке пастух.

Я тоже любил, и она пока еще
Жива, может статься. Время пройдет,
И что-то большое, как осень, однажды
(Не завтра, быть может, так позже когда-нибудь)
Зажжется над жизнью, как зарево, сжалившись
Над чащей. Над глупостью луж, изнывающих
По-жабьи от жажды. Над заячьей дрожью
Лужаек, с ушами ушитых в рогожу
Листвы прошлогодней. Над шумом, похожим
На ложный прибой прожитого. Я тоже
Любил, и я знаю: как мокрые пожни
От века положены году в подножье,
Так каждому сердцу кладется любовью
Знобящая новость миров в изголовье.

Я тоже любил, и она жива еще.
Все так же, катясь в ту начальную рань,
Стоят времена, исчезая за краешком
Мгновенья. Все так же тонка эта грань.
По-прежнему давнее кажется давешним.
По-прежнему, схлынувши с лиц очевидцев,
Безумствует быль, притворяясь незнающей,
Что больше она уж у нас не жилица,
И мыслимо это? Так, значит, и впрямь
Всю жизнь удаляется, а не длится
Любовь, удивленья мгновенная дань?

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-06-2012 13:19
МИХАИЛ СОКОВНИН

ЗАСТЕКЛЕННАЯ ТЕРРАСА

(Предметник)
Тише, мыши,
Кот на крыше.

ЧАСТЬ 1

— Старосадский переулок.
Есть маленько, перепутал,
ночь-то наша, ничего!

Едем, значит, с ночевой.

Толкотня машин,
колонка,
как он ловко,
вот мужик,
напирает грузовик,
выпер нас на троттуар,
выпирает — нет — ура!

Лес, шоссе,
брезент,
бензин,
что-то снова тормозим.
Остановка.
Ах, столовка.
А, колонка.
Б: поломка.
Одинцово, троттуар.
Едем, значит, до утра.

Кунцево, не Одинцово!
Лес, шоссе,
чего-то снова...
— Поезжайте
по Можайке.
— Хуже качество шоссе.
Что-то катится уже,
опрокидывается ведро,
борт — ребро,
еще бедро,
борт и дробь,
и пр. и др.

Лес, Верейское шоссе,
26 до Вереи,
радиатор,
банка,
лужа,
что он в лес поворотил?
дальше — хуже,
скрежет,
кузов,
лезет вниз
и лезет из,
вниз
и из.
— Ну, как вы? Живы?
Как-то выжил,
так себе.
Выезжаем,
СТОП! —
объезд.

Черепаха,
как улитка,
ах-ты!..
Господи: калитка.
Фары гаснут,
грязь, роса,
частый скрип коростеля.

Водка. Чайная наливка.
Очень крепко,
сладко,
липко,
укачало... нет, не плохо...
рассветает...
не нужна...
Дверью хлопнул,
выбегаю
на террасу,
сразу:
холод,
полыхает небо,
холод,
ульи,
вишни,
тишина.
ЧАСТЬ 2

Застекленная терраса,
у порога —
ключ застрявший,
весь зарос он,
сон,
зарос,
очень страшно,
я не трогал!
Веник,
сор,
совок,
восход,
бабушка в очках
над сором,
занимается допросом:
— Вы не видели ключа?
Я сегодня чай пила?

Палисадник,
лук,
чеснок,
Муська, брысь!
Не подпускайте!
На ступеньках
вся семейка
тихо давится от смеха,
автоспуск,
автостоп,
самоподсекатель.

Грунтованный холст,
сохнет, висит,
кнопки и ногти,
перекосило,
перила,
палитра,
волконскоид,
воздушная перспектива.

Утро.
И так тут тихо.
Трактор
тарахтит.

Камушки
Раточки,
коровы,
дрова,
на кого глядит корова,
главное, виду не подавать,
если бы знать слово.
Уплывающие лавы,
переправа
через Протву,
перейду или не перейду,
передумал,
все-таки на другом берегу.

Полуостров Лягушачий,
здесь, под ивой,
вместе с «дизей»,
груз, наживка,
поплавок —
от верховки наутек.

Деревянный чемоданчик.

Он свое отрыбачил.

Зеленый бугор,
козленок,
теленок,
изгородь и забор,
по-привычке устал
у того же куста:
ветви, вода и ивы,
диво, какие виды.

Ворота во двор,
камни, трава,
кадушка,
курица Говорушка,
лапша,
не спеша,
разговаривать подошла.

В окошке выставлена
Евдокия Васильевна,
сковородник, ухват,
Виктор Грачев
пошел рубить дрова,
глядя на ночь.
И мой-то Егор Иваныч,
Виктору-то чего...

Городище,
аптека, почта,
полдень,
пылища,
площадь,
ряды
заперты на засовы:
нынче поздно, а завтра рано,
фотография, где часовня,
дом, где Наполеон останавливался,
клуб, где показывали «Тарзана».

Мимо милиции
по улице, где больница,
в лес, где собирают шишки,
дача Тышлера,
дача Гинзбурга,
дача Глаголева
(с ним Егор Иваныч разговаривал),

орешник,
овражки,
камушки
Раточки, —
полный круг.

А чего это ты вздрогнул?
ЧАСТЬ 2 (продолжение)

И одна только Даша:
«Дачника убило!
Дачника убило!»
— Туши простоквашей!
— Сами знаем.
— Надо же так случиться...
— Вы что это, как в могилу?..
— Уйди, папаша, —
человека спасаем.

Больница,
спина,
лиловая полоса.

— Гроза натворила.
Как бы то ни было,
а шесть раз било.

— Уснуть постарайся,
я вот — уснула.
Отсвет на белой печке.
Два раза, три раза,
опять полоснуло,
не знаешь, куда деваться,
видеть гораздо легче.
— Считай до раската:
... десять,
... двадцать,
... тридцать,
малиновая молния
и полная
тишина.
— Ну, когда же она
разродится?
— Это зарница.
Заречье,
змея!

Взыгрался младенец во чреве Ея.

Терраса,
раскаты,
азарт и восторг,
весь черный восток,
какая гроза!
какая гроза!
молнии по всему фронту,
надо закрыть бы фортку,
молния как игла!
грохот и звон стекла.
Вот! —
это в громоотвод.
Кто-то встает.

До и после обеда:
посуда,
беседа,
серое небо,
небесная канцелярия,
гидростанция,
желоб-ведро,
стекло,
натекло,
вроде,
совсем светло.

Лавы и ивы,
на небосводе,
на небосклоне —
голубые разрывы,
золотые леса,
чистые небеса.

— К ночи опять нагонит.

Тихая ночь.
Ночь.
Ночь.
Звуки наперечет,
мотылек
о стекло.

Луна на луга,
туман,
аромат,
воздух, листва,
литья чугуна
изгибы,
длинные искры реки,
домики, и —
движущиеся огоньки,
автобуса на мосту
полосы света,
пионы,
жуки,
луной напоенный,
все это
и выше,
выше —
вишен,
угла у крыши,
выше
летучей мыши,
тучки,
луны и звезд,
столб
телеграфный влез,
выше столба, небес,
выше луны,
ошибка:
луна была уже выше,
выше луны и звезд,
выше темноты,
выше высоты,
выше вышины,
выше-повыше,
выше,
выше,
уже не слышу,
выше,
уже не вижу,
выше,
уже фальшиво,
выше
!
выше
!

хлоп! — земля.

Видимо, тебе нельзя.

Утро. Лучи и щели.
Кто это у постели?
Пошевелился —
он
большими шагами вышел.
Сон или не сон?

Терраса,
полная солнца страха,
запертая задвижка,
все-таки как он —
вышел?

Одинокая
головоломка,
рукомойник,
фикус,
таз,
фикус, таз,

кому сказать...
ЧАСТЬ З

Записные книжки Блока,
другая эпоха,
«Литературные мечтания»,
совместное обучение,
необратимый процесс,
последний приезд,
скошенная трава,
ивовый прут,
корзинки,
за ними
еще придут,
погода,
погодка,
когда не подгадит,
поедем с утра,
рычащая медогонка,
ветер,
рычащая медогонка,
ветер,
почти полтора
ведра,
низкая дверка,
крошечный мокрый сад,
картошка,
роса,
роскошный закат,
осень — оса,
печаль и пчела,
Большая Медведица,
есть и другие созвездия.

Утро отъезда.

Разверсты
постели,
резкие тени,
колокол:
слабый,
двоящийся звук,
лестница,
сенница,
каждое утро
хмурая Нюра
с косой и мешком —
а я от нее пешком!
солнце,
испуг:
в уборной
огромный,
дергающийся паук,
противна
его паутина,
колокол:
слабый,
двоящийся звук.
Никак, пора.

Пестрая жаба
зашлепала по камням,
прямиком
к парникам.
Ну, всем, всем, всем! —
гудит
грузовик,
еще уедет,
МГ-39-37.

1974

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-06-2012 13:43
ДМИТРИЙ СОКОЛОВ

МОРЕ

Старик-голландец говорил: «Не помню
Куда, не помню кто, не помню сколько,
Не помню где, не помню, на восток ли,
На север ли, на запад ли, на юг ли,» —
И дирижировал. И повторял: «Не помню
Куда, не помню кто, не помню сколько,
Не помню где, не помню, на восток ли,
На север ли, на запад ли, на юг ли,» —
И дирижировал.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-06-2012 13:53
Александр Сопровский

Юность самолюбива.
Молодость вольнолюбива.
Зрелость жизнелюбива.
Что еще впереди?
Только любви по горло.
Вот оно как подперло.
Сердце стучит упорно
Птицею взаперти.

Мне говорят: голод,
Холод и Божий молот.
Мир, говорят, расколот,
И на брата — брат.
Все это мне знакомо.
Я не боюсь погрома.
Я у себя дома.
Пусть говорят.

Снова с утра лило здесь.
Дом посреди болотец.
Рядом журавль-колодец
Поднял подобья рук.
Мне — мои годовщины.
Дочке — лепить из глины.
Ветру — простор равнины.
Птицам — лететь на юг.

1989

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-06-2012 20:00
Борис Пастернак

Мчались звезды. В море мылись мысы.
Слепла соль. И слезы высыхали.
Были темны спальни. Мчались мысли,
И прислушивался сфинкс к Сахаре.

Плыли свечи. И казалось, стынет
Кровь колосса. Заплывали губы
Голубой улыбкою пустыни.
В час отлива ночь пошла на убыль.

Море тронул ветерок с Марокко.
Шел самум. Храпел в снегах Архангельск.
Плыли свечи. Чериовик “Пророка”
Просыхал, и брезжил день на Ганге.

1918 год

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 218 219 220  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

KXK.RU