![]() |
| [ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ] |
| On-line: |
| Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ |
| Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 ...... 219 220 221 ...... 312 313 314 315 Next>> |
|
| Автор | Сообщение |
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 28-06-2012 20:09 |
|
Борис Пастернак Волны Здесь будет все: пережитое, И то, чем я еще живу, Мои стремленья и устои, И виденное наяву. Передо мною волны моря. Их много. Им немыслим счет. Их тьма. Они шумят в миноре. Прибой, как вафли, их печет. Весь берег, как скотом, исшмыган. Их тьма, их выгнал небосвод. Он их гуртом пустил на выгон И лег за горкой на живот. Гуртом, сворачиваясь в трубки, Во весь разгон моей тоски Ко мне бегут мои поступки, Испытанного гребешки. Их тьма, им нет числа и сметы, Их смысл досель еще не полн, Но все их сменою одето, Как пенье моря пеной волн. Здесь будет спор живых достоинств, И их борьба и их закат, И то, чем дарит жаркий пояс И чем умеренный богат. И в тяжбе борющихся качеств Займет по первенству куплет За сверхъестественную зрячесть Огромный берег кобулет. Обнявший, как поэт в работе, Что в жизни порознь видно двум, Одним концом ночное поти, Другим светающий батум. Умеющий, так он всевидящ, Унять, как временную блажь, Любое, с чем к нему не выйдешь: Огромный восьмиверстный пляж. Огромный пляж из голых галек На все глядящий без пелен И зоркий, как глазной хрусталик, Незастекленный небосклон. Мне хочется домой, в огромность Квартиры, наводящей грусть. Войду, сниму пальто, опомнюсь, Огнями улиц озарюсь. Перегородок тонкоребрость Пройду насквозь, пройду, как свет. Пройду, как образ входит в образ И как предмет сечет предмет. Пускай пожизненность задачи, Bрастающей в заветы дней, Зовется жизнию сидячей, И по такой, грущу по ней. Опять знакомостью напева Пахнут деревья и дома. Опять направо и налево Пойдет хозяйничать зима. Опять к обеду на прогулке Наступит темень, просто страсть. Опять научит переулки Охулки на руки не класть. Опять повалят с неба взятки, Опять укроет к утру вихрь Осин подследственных десятки Сукном сугробов снеговых. Опять опавшей сердца мышцей Услышу и вложу в слова, Как ты ползешь и как дымишься. Bстаешь и строишься, Москва. И я приму тебя, как упряжь, Тех ради будущих безумств, Что ты, как стих, меня зазубришь, Как быль, запомнишь наизусть. Здесь будет облик гор в покое. Обман безмолвья, гул во рву; Их тишь; стесненное, крутое Волненье первых рандеву. Светало. За владикавказом Чернело что-то. Тяжело Шли тучи. Рассвело не разом. Светало, но не рассвело. Верст за шесть чувствовалась тяжесть Обвившей выси темноты, Хоть некоторые, куражась, Старались скинуть хомуты. Каким-то сном несло оттуда. Как в печку вмазанный казан, Горшком отравленного блюда Внутри дымился дагестан. Он к нам катил свои вершины И, черный сверху до подошв, Так и рвался принять машину Не в лязг кинжалов, так под дождь. В горах заваривалась каша. За исполином исполин, Один другого злей и краше, Спирали выход из долин. Зовите это как хотите, Но все кругом одевший лес Бежал, как повести развитье, И сознавал свой интерес. Он брал не фауной фазаньей, Не сказочной осанкой скал, Он сам пленял, как описанье, Он что-то знал и сообщал. Он сам повествовал о плене Вещей, вводимых не на час, Он плыл отчетом поколений, Служивших за сто лет до нас. Шли дни, шли тучи, били зорю, Седлали, повскакавши с тахт, И в горы рощами предгорья И вон из рощ, как этот тракт. И сотни новых вслед за теми, Тьмы крепостных и тьмы служак, Тьмы ссыльных, имена и семьи, За родом род, за шагом шаг. За годом год, за родом племя, К горам во мгле, к горам под стать Горянкам за чадрой в гареме, За родом род, за пядью пядь. И в неизбывное насилье Колонны, шедшие извне, На той войне черту вносили, Не виданную на войне. Чем движим был поток их? Тем ли, Что кто-то посылал их в бой? Или, влюбляясь в эту землю, Он дальше влекся сам собой? Страны не знали в петербурге, И злясь, как на сноху свекровь, Жалели сына в глупой бурке За чертову его любовь. Она вселяла гнев в отчизне, Как ревность в матери, но тут Овладевали ей, как жизнью, Или как женщину берут. Вот чем лесные дебри брали, Когда на рубеже их царств Предупрежденьем о дарьяле Со дна оврага вырос ларс. Bсе смолкло, сразу впав в немилость, Все стало гулом: сосны, мгла… Все громкой тишиной дымилось, Как звон во все колокола. Кругом толпились гор отроги, И новые отроги гор Входили молча по дороге И уходили в коридор. А в их толпе у парапета Из-за угла, как пешеход, Прошедший на рассвете млеты, Показывался небосвод. Он дальше шел. Он шел отселе, Как всякий шел. Он шел из мглы Удушливых ушей ущелья Верблюдом сквозь ушко иглы. Он шел с котомкой по дну балки, Где кости круч и облака Торчат, как палки катафалка, И смотрят в клетку рудника. На дне той клетки едким натром Травится терек, и руда Орет пред всем амфитеатром От боли, страха и стыда. Он шел породой, бьющей настежь Из преисподней на простор, А эхо, как шоссейный мастер, Сгребало в пропасть этот сор. Уж замка тень росла из крика Обретших слово, а в горах, Как мамкой пуганый заика, Мычал и таял девдорах. Мы были в грузии. Помножим Нужду на нежность, ад на рай, Теплицу льдам возьмем подножьем, И мы получим этот край. И мы поймем в сколь тонких дозах С землей и небом входят в смесь Успех и труд, и долг, и воздух, Чтоб вышел человек, как здесь. Чтобы, сложившись средь бескормиц, И поражений, и неволь, Он стал образчиком, оформясь Во что-то прочное, как соль. Кавказ был весь как на ладони И весь как смятая постель, И лед голов синел бездонней Тепла нагретых пропастей. Туманный, не в своей тарелке, Он правильно, как автомат, Вздымал, как залпы перестрелки, Злорадство ледяных громад. И в эту красоту уставясь Глазами бравших край бригад, Какую ощутил я зависть К наглядности таких преград! О, если б нам подобный случай, И из времен, как сквозь туман, На нас смотрел такой же кручей Наш день, наш генеральный план! Передо мною днем и ночью Шагала бы его пята, Он мял бы дождь моих пророчеств Подошвой своего хребта. Ни с кем не надо было б грызться. Не заподозренный никем, Я вместо жизни виршеписца Повел бы жизнь самих поэм. Ты рядом, даль социализма. Ты скажешь близь? Средь тесноты, Во имя жизни, где сошлись мы, Переправляй, но только ты. Ты куришься сквозь дым теорий, Страна вне сплетен и клевет, Как выход в свет и выход к морю, И выход в грузию из млет. Ты край, где женщины в путивле Зегзицами не плачут впредь, И я всей правдой их счастливлю, И ей не надо прочь смотреть. Где дышат рядом эти обе, А крючья страсти не скрипят И не дают в остатке дроби К беде родившихся ребят. Где я не получаю сдачи Разменным бытом с бытия, Но значу только то, что трачу, А трачу все, что знаю я. Где голос, посланный вдогонку Необоримой новизне, Весельем моего ребенка Из будущего вторит мне. Здесь будет все: пережитое В предвиденьи и наяву, И те, которых я не стою, И то, за что средь них слыву. И в шуме зтих категорий Займут по первенству куплет Леса аджарского предгорья У взморья белых кобулет. Еще ты здесь, и мне сказали, Где ты сейчас и будешь в пять, Я б мог застать тебя в курзале, Чем даром языком трепать. Ты б слушала и молодела, Большая, смелая, своя, О человеке у предела, Которому не век судья. Есть в опыте больших поэтов Черты естественности той, Что невозможно, их изведав, Не кончить полной немотой. В родстве со всем, что есть, уверясь И знаясь с будущим в быту, Нельзя не впасть к концу, как в ересь, В неслыханную простоту. Но мы пошажены не будем, Когда ее не утаим. Она всего нужнее людям, Но сложное понятней им. Октябрь, а солнце, что твой август, И снег, ожегший первый холм, Усугубляет тугоплавкость Катящихся как вафли волн. Когда он платиной из тигля Просвечивает сквозь листву, Чернее лиственицы иглы, И снег ли то по существу? Он блещет снимком лунной ночи, Рассматриваемой в обед, И сообщает пошлость сочи Природе скромных кобулет. И все ж, то знак: зима при дверях, Почтим же лета эпилог. Простимся с ним, пойдем на берег И ноги окунем в белок. Растет и крепнет ветра натиск, Растут фигуры на ветру. Растут и, кутаясь и пятясь, Идут вдоль волн, как на смотру. Обходят линию прибоя, Уходят в пены перезвон, И с ними, выгнувшись трубою, Здлровается горизонт. 1931 год |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 28-06-2012 20:19 |
|
Борис Пастернак Смерть сапера Мы время по часам заметили И кверху поползли по склону. Bот и обрыв. Мы без свидетелей У края вражьей обороны. Вот там она, и там, и тут она — Везде, везде, до самой кручи. Как паутиною опутана Вся проволкою колючей. Он наших мыслей не подслушивал И не заглядывал нам в душу. Он из конюшни вниз обрушивал Свой бешеный огонь по Зуше. Прожекторы, как ножки циркуля, Лучом вонзались в коновязи. Прямые поподанья фыркали Фонтанами земли и грязи. Но чем обстрел дымил багровее, Тем равнодушнее к осколкам, В спокойствии и хладнокровии Работали мы тихомолком. Со мною были люди смелые. Я знал, что в проволочной чаще Проходы нужные проделаю Для битвы завтра предстоящей. Вдруг одного сапера ранило. Он отползал от вражьих линий, Привстал, и дух от боли заняло, И он упал в густой полыни. Он приходил в себя урывками, Осматривался на пригорке И щупал место под нашивками На почерневшей гимнастерке. И думал: глупость, оцарапали, И он отвалит от Казани, К жене и детям вверх к Сарапулю, И вновь и вновь терял сознанье. Все в жизни может быть издержано, Изведаны все положенья, Следы любви самоотверженной Не подлежат уничтоженью. Хоть землю грыз от боли раненый, Но стонами не выдал братьев, Врожденной стойкости крестьянина И в обмороке не утратив. Его живым успели вынести. Час продышал он через силу. Хотя за речкой почва глинистей, Там вырыли ему могилу. Когда, убитые потерею, К нему сошлись мы на прощанье, Заговорила артиллерия В две тысячи своих гортаней. В часах задвигались колесики. Проснулись рычаги и шкивы. К проделанной покойным просеке Шагнула армия прорыва. Сраженье хлынуло в пробоину И выкатилось на равнину, Как входит море в край застроенный, С разбега проломив плотину. Пехота шла вперед маршрутами, Как их располагал умерший. Поздней немногими минутами Противник дрогнул у Завершья. Он оставлял снарядов штабели, Котлы дымящегося супа, Все, что обозные награбили, Палатки, ящики и трупы. Потом дорогою завещанной Прошло с победами все войско. Края расширившейся трещины У Криворожья и Пропойска. Мы оттого теперь у Гомеля, Что на поляне в полнолунье Своей души не экономили B пластунском деле накануне. Жить и сгорать у всех в обычае, Но жизнь тогда лишь обессмертишь, Когда ей к свету и величию Своею жертвой путь прочертишь. Декабрь 1943 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 16:08 |
|
ВИКТОР СОСНОРА ЦИКЛОПЫ На съезде циклопов цикл прений возрос в связи с окончаньем доклада, в котором оратор затронул вопрос: зачем человеку два глаза? Затронут вопрос. Досконален доклад. Ответственность перед роком. Итак, резолюция: выколоть глаз, поскольку он понят, как роскошь. В дальнейшем, донельзя продумав доклад, заколебались циклопы: не лучше ли тот злополучный глаз не выколоть, а — захлопнуть? На сто сорок третьем стакане воды съезд выдавил вывод командный: не объединить ли два глаза в один? Компактнее будет. Гуманней. Зачем человечество лечится, ест, эстетствует, строит, зевает? О том, что идет циклопический съезд, зачем не подозревает? |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 18:43 |
|
МИХАИЛ СТЕПАНЕНКО От Савеловского до Курского, Изловив грифострунный кайф, Заломила хулящая, уросная, Подпитая пижонь трепака. Разоделась, медовая, цыпочкой: — Обними, дорогая, целуй, Изогнись, изломайся так шипочко, Защеми второпях и фалуй. Да изматывай, что тебе толечко, — Спасу нет оставлять на потом. Блатная балденная Тонечка И толпа чуваков по пятам. Затянулась ремнями широкими, Заблажила не фиговый романс, И стало так больно и проклято, Что кончается месяц март. 1972 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 19:07 |
|
ПЕТР СТЕПАНОВ МАРШ АЛКОГОЛИКОВ (На конкурс «Песня-74») Гияс ад-Дин Омар Хайям... Я погружаюсь в пыль седую Веков, минувших где-то там Оставив память золотую... Петька Це два аш пять о аш Найдет всегда алкаш И математик он и химик Всегда ни в чем не виноват Он Аристотель и Сократ Клиент киосков, кладбищ, клиник Припев: Из «паровозиков» состав Так согревает нашу душу У алкашей есть свой устав Сухим выходит он на сушу В аптеку, в магазин Бежит всегда один И смотрит по дороге стеклотару Дрожжей скажите где достать Как от милиции сбежать Чтоб без нее сварить родную брагу В аптеке «паровоз» Прочистить синий нос В хозмебельторге появилась политура Адрес не скажу, немного погожу А то нас что-то много расплодилось В заботах круглый год, бутылок хоровод Челночной операцией доволен Бутылки нужно сдать и книги подобрать Ведь в парфюмерном есть «тома Шекспира» В заботах круглый год, бутылок хоровод Алкаш всегда заметная фигура Кругом и всюду говорят Что нам потомки не простят Что после нас еще осталась политура Для справки: Паровозики — флакушки со спиртовой настойкой Тома Шекспира — одеколон «Шипр» Осень 1974 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 20:54 |
|
Галич Александр Памяти Б.Л.Пастернака "... правление Литературного Фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Бориса Леонидовича Пастернака, последовавшей 30 мая сего года, на 71-ом году жизни, после тяжелой и продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного". (Единственное, появившееся в газетах, вернее, в одной - "Литературной газете", - сообщение о смерти Б.Л.Пастернака) Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели... Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели! И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло прощанье... Он не мылил петли в Елабуге И с ума не сходил в Сучане! Даже киевские письмэнники На поминки его поспели. Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели!.. И не то чтобы с чем-то за сорок — Ровно семьдесят, возраст смертный. И не просто какой-то пасынок — Член Литфонда, усопший сметный! Ах, осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели... До чего ж мы гордимся, сволочи, Что он умер в своей постели! "Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела..." Нет, никакая не свеча — Горела люстра! Очки на морде палача Сверкали шустро! А зал зевал, а зал скучал — Мели, Емеля! Ведь не в тюрьму и не в Сучан, Не к высшей мере! И не к терновому венцу Колесованьем, А как поленом по лицу — Голосованьем! И кто-то, спьяну, вопрошал: — За что? Кого там? И кто-то жрал, и кто-то ржал Над анекдотом... Мы не забудем этот смех И эту скуку! Мы — поименно! — вспомним всех, Кто поднял руку!.. "Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку..." Вот и смолкли клевета и споры, Словно взят у вечности отгул... А над гробом встали мародёры И несут почётный ка-ра-ул! Переделкино, 4 декабря 1966 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 21:11 |
|
Александр Галич Слава героям У лошади была грудная жаба, Но лошадь, как известно, не овца! И лошадь на парады выезжала, И маршалу про жабу ни словца. А маршал, бедный, мучился от рака, И тоже на парады выезжал, Он мучился от рака, но, однако, Он лошади об этом не сказал. Нам этот факт Великая Эпоха Воспеть велела в песнях и стихах, Хоть лошадь та давным-давно издохла, А маршала сгноили в Соловках. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 21:38 |
|
Галич Александр Петербургский романс Посвящается Н.Рязанцевой. " Жалеть о нем не должно, ... он сам виновник всех своих злосчастных бед, Терпя, чего терпеть без подлости - не можно..." (Н.Карамзин) ...Быть бы мне поспокойней, Не казаться, а быть! ...Здесь мосты, словно кони - По ночам на дыбы! Здесь всегда по квадрату На рассвете полки - От Синода к Сенату, Как четыре строки! Здесь, над винною стойкой, Над пожаром зари Наколдовано столько, Набормотано столько, Наколдовано столько, Набормотано столько, Что пойди - повтори! Все земные печали - Были в этом краю... Вот и платим молчаньем За причастность свою! Мальчишки были безусы - Прапоры и корнеты, Мальчишки были безумны, К чему им мои советы?! Лечиться бы им, лечиться, На кислые ездить воды - Они ж по ночам: "Отчизна! Тираны! Заря свободы!" Полковник я, а не прапор, Я в битвах сражался стойко, И весь их щенячий табор Мне мнился игрой, и только. И я восклицал: "Тираны!" И я прославлял свободу, Под пламенные тирады Мы пили вино, как воду. И в то роковое утро, (Отнюдь не угрозой чести!) Казалось, куда как мудро Себя объявить в отъезде. Зачем же потом случилось, Что меркнет копейкой ржавой Всей славы моей лучинность Пред солнечной ихней славой?! ...Болят к непогоде раны, Уныло проходят годы... Но я же кричал: "Тираны!" И славил зарю свободы! Повторяется шепот, Повторяем следы. Никого еще опыт Не спасал от беды! О, доколе, доколе, И не здесь, а везде Будут Клодтовы кони - Подчиняться узде?! И все так же, не проще, Век наш пробует нас - Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь, Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь В тот назначенный час?! Где стоят по квадрату В ожиданьи полки - От Синода к Сенату, Как четыре строки?! 23 августа 1968 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-06-2012 22:22 |
|
А. Вознесенский Слоняюсь под Новосибирском, где на дорожке к пустырю прижата камушком записка: «Прохожий, я тебя люблю!» Сентиментальность озорницы, над вами прыснувшей в углу? Иль просто надо объясниться? «Прохожий, я тебя люблю!» Записка, я тебя люблю! Опушка – я тебя люблю! Зверюга – я тебя люблю! Разлука – я тебя люблю! Детсад – как семь шаров воздушных, на шейках-ниточках держась. Куда вас унесёт и сдует? Не знаю, но страшусь за вас. Как сердце жмёт, когда над осенью, хоть никогда не быть мне с ней, уносит лодкой восьмивёсельной в затылок ниточку гусей! Прощающим благодареньем пройдёт деревня на плаву. Что мне плакучая деревня? Деревня, я тебя люблю! И, как ремень с латунной пряжкой, на бражном, как античный бог, на нежном мерине дремавшем присох осиновый листок. Коняга, я тебя люблю! Мне конюх молвит мирозданьем: «Поэт? Люблю. Пойдём – раздавим…» Он сам, как осень, во хмелю, Над пнём склонилась паутина, в хрустальном зеркале храня тончайшим срезом волосиным все годовые кольца пня. Будь с встречным чудом осторожней… Я встречным «здравствуй» говорю. Несёшь мне гибель, почтальонша? Прохожая, тебя люблю! Прохожая моя планета! За сумасшедшие пути, проколотые, как билеты, поэты с дырочкой в груди. И как цена боёв и риска, чек, ярлычочек на клею, к Земле приклеена записка: «Прохожий, я тебя люблю!» 1967 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 12:29 |
|
СЕРГЕЙ СТРАТАНОВСКИЙ СУВОРОВ Композиция в 2-х частях Часть 1. Российский Марс. Больной орел. Огромен. Водитель масс. Культурфеномен. Полнощных стран герой. Находка для фрейдиста. Он ждет, когда труба горниста Подымет мир на бой. «Вперед, вперед, за мной к вершинам Альп, к победе! Суворов светом Божьим осиян». Идет на бой страна больных медведей, Поет ей славу новый Оссиан. Но вождь филистимлян Костюшко Воскликнул: «О братья, смелей Пойдем на штыки и на пушки Сибирских лесов дикарей, И Польша печальной игрушкой Не будет у пьяных царей. И будет повержен уродец, Державная кукла, палач, Орд татарских полководец, В лаврах временных удач». А воитель ответил: «Неужто не справимся с норовом Филистимлян? Кто может тягаться с Суворовым? Я — червь, я — раб, я — бог штыков. Я знаю: плоть грешна и тленна, Но узрит пусть, дрожа, Вселенна Ахиллов Волжских берегов. Я — Божий сор. Но словно Навин Движенье солнц остановлю, И Пиндар северный — Державин Прославит лирой жизнь мою, И помолитесь за меня, как я молюсь за иноверцев, Я их гублю, но тайным сердцем Любовь к поверженным храня». О, вера русская! Христос — работник бедный, Больной пастух, что крестит скот, И вдруг при музыке победной Знамена славы развернет. И россы — воины христовы — За веру жизнь отдать готовы. В единоверии — сила нации. Это принцип империи и принцип администрации. Россия древняя, Россия молодая — Корабль серебряный, бабуся золотая. Есть академия, есть тихий сад для муз, Мечей, наук, искусств — здесь просиял союз Есть дух Суворова надмирный дух игры, Игры с судьбой в бою суровом, Когда знамена, как миры, Шумят над воинством христовым. О, мощь империи, политика барокко: На иноверие косясь косматым оком, Мятежникам крича: назад, назад, не сметь И воинов крестя в безумие и смерть. Часть 2. О, мятежей болван, тот, коему поляки, Всегда охочие до драки, Свои сердца как богу принесли Со всех концов своей больной земли. Что мятежей болван? Французская забава. А россов истина двуглава, Двоится русский дух, и правда их двоится, Но не поймет и удивится такому западный петух. Суворов в деле рьян. Он — богатырь, Самсон, Он — не тамбур-болван и не парадный сор. На поле брани — львом, в штабах — разумной птицей И пред полнощныя царицей — юродивым рабом. Пред ним травой дрожала Порта И Понт от ужаса бледнел, И вот огнем летя от Понта На берег Вислы сел. Был выбит из седла Костюшко — рыцарь славный. И Польша замерла, когда рукой державной Схватил татаро-волк И в рабство поволок. «Виват, светлейший князь! — Ура! — писал Суворов, — К нам прибыли вчера для мирных договоров Послы мятежников — сыны сего народа, Их вероломная порода Смятенью предалась». Что мятежей кумир? — нелепость их гордыни. Агрессор любит мир. Он угощает ныне Трепещущих врагов. Он гибель Праги чтит Слезой, что краше слов и горячей обид. Греми, восторженная лира, У россов помыслы чисты, И пьют из грязной чаши мира Россия с Польшей — две больных сестры. Так плачь и радуйся, орел, Слезливый кат и витязь века, Но если гром побед обрел, Что пользы в том для человека? Он для грядущих поколений Лишь сором будет, палачом, Суровый воин, страшный гений, На кляче с огненным мечом. За то, что царства покорял Во всеоружии жестоком, Осудит гневный либерал, Ославит фрейдович намеком. Суворов спит в могиле бранных снов, В сиянии покоя, А дух его парит, преступный дух героя И кавалера многих орденов. 1973 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 12:50 |
|
ВЛАДИМИР СТРОЧКОВ Жил пророк со своею прорухой у самого белого моря, про Рок ловил поводом дыбу; раз закинул он долгие нети — свято место вытянул пустое; вновь раскинул порок свои эти — выпали хлопоты пустые; в третий раз закинулся старый — вытащил золотую бирку инв. № 19938*. Говорит ему бирка золотая инв. № 19938 человеческим голосом контральто: — Смилуйся, пожалей меня, старче, отпусти, зарок, на свободу, на подводную лодку типа «Щука», что потоплена глубинною бомбой в сорок пятом году под Волгоградом: ждет меня там завхоз, не дождется, заливается Горьким и слезами. Ты спусти, курок, меня в воду! Испусти! Услужу тебе службу, сделаю, чего не попросишь! Ей с уклоном нырок отвечает: — Попущу тебя, доча, на волю, лишь исполни одну мою просьбу: неспокойно мне с моею прорехой, вишь, поехала как моя крыша — ты поправь да плыви себе с Богом. Отвечает бирка золотая инв. № 19938 савоярским альтом мальчуковым: — Не печалься, сурок, не кручинься, а ступай, упокой свою душу, мы непруху твою мигом поправим, нам застреха твоя не помеха, будет крыша — краше не надо! — и, сказавши, хвостиком вильнула, голосом вскричала командирским: — Срочное погружение! Тревога! Носовой отдать! Задраить люки! По местам стоять, в отсеках осмотреться! Перископ поднять! Торпеды — товьсь к бою! Дифферент на нос, глубина сорок, скорость пять узлов, курс сто двадцать! Штурмана ко мне! Акустик, слушать! Вашу мать — в реакторном отсеке!!! — и ушла в глубину, как булыжник. Вот хорек домой воротился — видит — крыша его в полном порядке, вся фанерная и с красной звездою, и табличка с адресом прибита: мол, загиб чирок смертью героя в сорок пятом году под Волгоградом на подводной лодке типа «Щука», где служил бессменно завхозом; а пониже — бирка золотая инв. № 19938. В изголовье сидит его Старуха, говорит ему голосом профундо: — Дурачина ты, сырок, простокваша! Жил да жил бы со съехавшей крышей! Не всхотел ты быть прорабом духа, прихотел, чурок, жить сагибом — вот теперь лежи и не вякай, ибо сказано у Екклесиаста: «Лучше жить собачьею жизнью, чем посмертно быть трижды Героем, хоть бы и по щучьему веленью». (Конец цитаты) 01.09.1990. Уютное *Инвентарный номер девятнадцать тысяч девятьсот тридцать восемь. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 13:23 |
|
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ НОЧНОЙ ПОЕЗД Плетется поезд еле-еле. У полустанка грязь и снег. С рукою за бортом шинели Стоит недвижно человек. Ложится тень от монумента, Вширь раздается и в длину — На нас, на лес, на рельсов ленту, На всю бескрайнюю страну. Мы от нее упрямо едем, Блестит в окно луны оскал. Уныло пьяные соседи Поют про озеро Байкал. Что за беда у них? Спроси их. А в песне той разгул и стон, Как будто пьяная Россия Вместилась вся в один вагон. Как будто их судьбой суровой Сдавило всех, скрутило в жгут, Как будто в бочке омулевой Сейчас все вместе поплывут. Но не уйти от жуткой тени. Она ползет, сгустился мрак. И только не смолкает пенье, Гимн безграничного терпенья — И было так... И будет так. А впрочем, что мне сердце гложет? Уймитесь, мысли-палачи. Еще и не такое может Вдруг померещиться в ночи. Должно быть, это все от стука, Уж так в дороге повелось, Что навевает песню скука, Тоску наводит стук колес... К утру, не разобрав постелей, Уснут соседи пьяным сном. И лишь пришибленные ели Маячить будут за окном. 1958 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 21:06 |
|
Александр Галич Баллада о чистых руках Развеем по ветру подмоченный порох, И мы привыкаем, как деды, точь-в-точь, Гонять вечера в незатейливых спорах, Побасенки слушать и воду толочь. Когда-то шумели, теперь поутихли, Под старость любезней - покой и почет, А то, что опять Ярославна в Путивле Горюет и плачет, так это не в счет. Уж мы-то рукав не омочим в Каяле, Не сунем в ладонь арестантскую хлеб, Безгрешный холуй, запасайся камнями, Разучивай, загодя, праведный гнев! Недаром из школьной науки Всего нам милей слова - Я умываю руки, ты умываешь руки, Он умывает руки - И хоть не расти трава! Не высшая математика, А просто, как дважды два! Так здравствуй же вечно, премудрость холопья, Премудрость мычать, и жевать, и внимать, И помнить о том, что народные копья Народ никому не позволит ломать. Над кругом гончарным поет о тачанке Усердное время, бессмертный гончар. А танки идут по вацлавской брусчатке И наш бронепоезд стоит у Градчан! А песня крепчает - взвивайтесь кострами, А песня крепчает - "взвивайтесь кострами!" И пепел с золою, куда ни ступи. Взвиваются ночи кострами в остраве, В мордовских лесах и в казахской степи. На севере и на юге - Над ржавой землею дым, А я умываю руки! И ты умываешь руки! А он умывает руки, Спасая свой жалкий Рим! И нечего притворяться - мы ведаем, что творим! |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 21:24 |
|
Александр Галич Посвящается Р.Беньяш Вот пришли и ко мне седины, Распевается воронье! "Не судите, да не судимы..." - Заклинает меня вранье. Ах, забвенья глоток студеный, Ты охотно напомнишь мне, Как роскошный герой Буденный На роскошном скакал коне. Так давайте ж, друзья, утроим Наших сил золотой запас, "Нас не трогай, и мы не тронем..." - Это пели мы! И не раз!.. "Не судите!" Смирней, чем Авель, Падай в ноги за хлеб и кров... Ну, писал там какой-то Бабель, И не стало его - делов! "Не судите!" И нет мерила, Все дозволено, кроме слов... Ну, какая-то там Марина Захлебнулась в петле - делов! "Не судите!" Малюйте зори, Забивайте своих козлов... Ну, какой-то там "чайник" в зоне Все о Федре кричал - делов! "Я не увижу знаменитой Федры В старинном, многоярусном театре... ...Он не увидит знаменитой Федры В старинном, многоярусном театре! Пребывая в туманной черности, Обращаюсь с мольбой к историку - От великой своей учености Удели мне хотя бы толику! Я ж пути не ищу раскольньго, Я готов шагать по законному! Успокой меня, неспокойного, Растолкуй ты мне, бестолковому! А историк мне отвечает: "Я другой такой страны не знаю..." Будьте ж счастливы, голосуйте, Маршируйте к плечу плечом, Те, кто выбраны, те и судьи, Посторонним вход воспрещен! Ах, как быстро, несусветимы Дни пошли нам виски седить... "Не судите, да не судимы..." Так, вот, значит, и не судить?! Так, вот, значит, и спать спокойно? Опускать пятаки в метро?! А судить и рядить - на кой нам?! "Нас не трогай, и мы не тро..." Нет! Презренна по самой сути Эта формула бытия! Те, кто выбраны, те и судьи? Я не выбран. Но я - судья! 1967 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 21:59 |
|
Николай Алексеевич Некрасов Филантроп Частию по глупой честности, Частию по простоте, Пропадаю в неизвестности, Пресмыкаюсь в нищете. Место я имел доходное, А доходу не имел: Бескорыстье благородное! Да и брать-то не умел. В провиантскую комиссию Поступивши, например, Покупал свою провизию - Вот какой миллионер! Не взыщите! честность ярая Одолела до ногтей; Даже стыдно вспомнить старое - Ведь имел уж и детей! Сожалели по Житомиру: "Ты-де нищим кончишь век И семейство пустишь по миру, Беспокойный человек!" Я не слушал. Сожаления В недовольство перешли, Оказались упущения, Подвели - и упекли! Совершилося пророчество Благомыслящих людей: Холод, голод, одиночество, Переменчивость друзей - Всё мы, бедные, изведали, Чашу выпили до дна: Плачут дети - не обедали,- Убивается жена, Проклинает поведение, Гордость глупую мою; Я брожу как приведение, Но - свидетель бог - не пью! Каждый день встаю ранехонько, Достаю насущный хлеб... Так мы десять лет, ровнехонько Бились, волею судеб. Вдруг - известье незабвенное!- Получаю письмецо, Что в столице есть отменное, Благородное лицо; Муж, которому подобного, Может быть, не знали вы, Сердца ангельски незлобного И умнейшей головы. Славен не короной графскою, Не приездом ко двору, Не звездою станиславскою, А любовию к добру, - О народном просвещении Соревнуя, генерал В популярном изложении Восемь томов написал. Продавал в большом количестве Их дешевле пятака, Вразумить об электричестве В них стараясь мужика. Словно с равными беседуя, Он и с нищими учтив, Нам терпенье проповедуя, Как Сократ красноречив. Он мое же поведение Мне как будто объяснил, И ко взяткам отвращение Я тогда благословил; Перестал стыдиться бедности: Да! лохмотья нищеты Не свидетельство зловредности, А скорее правоты! Снова благородной гордости (Человек самолюбив), Упования и твердости Я почувствовал прилив. "Нам господь послал спасителя,- Говорю тогда жене,- Нашим крошкам покровителя!" И бедняжка верит мне. Горе мы забвенью предали, Сколотили сто рублей, Всё как следует разведали И в столицу поскорей. Прикатили прямо к сроднику, Не пустил - я в нумера... Вся семья моя угоднику В ночь молилась. Со двора Вышел я чем свет. Дорогою, Чтоб участие привлечь, Я всю жизнь свою убогую Совместил в такую речь: "Оттого-де ныне с голоду Умираю словно тварь, Что был глуп и честен смолоду, Знал, что значит бог и царь. Не скажу: по справедливости (Невелик я генерал), По ребяческой стыдливости Даже с правого не брал - И погиб... Я горе мыкаю, Я работаю за двух, Но не чаркой - вашей книгою Подкрепляю старый дух, Защитите!.." Не заставили Ждать минуты не одной. Вот в приемную поставили, Доложили чередой. Вот идут - остановилися, Я сробел, чуть жив стою; Замер дух, виски забилися, И забыл я речь свою! Тер и лоб и переносицу, В потолок косил глаза, Бормотал лишь околесицу, А о деле - ни аза! Изумились, брови сдвинули: "Что вам нужно?" - говорят. "Нужно мне..." Тут слезы хлынули Совершенно невпопад. Просто вещь непостижимая Приключилася со мой: Грусть, печаль неудержимая Овладела всей душой. Всё, чем жизнь богата с младости Даже в нищенском быту - Той поры счастливой радости, Попросту сказать: мечту - Всё, что кануло и сгинуло В треволненьях жизни сей, Всё я вспомнил, всё прихлынуло К сердцу... Жалкий дуралей! Под влиянием прошедшего, В грудь ударив кулаком, Взвыл я вроде сумасшедшего Пред сиятельным лицом!.. Все такие обстоятельства И в мундиришке изъян Привели его сиятельство К заключенью, что я пьян. Экзекутора, холопа ли Попрекнули, что пустил, И ногами так затопали... Я лишился чувств и сил! Жаль, одним не осчастливили - Сами не дали пинка... Пьяницу с почетом вывели Два огромных гайдука. Словно кипятком ошпаренный, Я бежал, не слыша ног, Мимо лавки пивоваренной, Мимо погребальных дрог, Мимо магазина швейного, Мимо бань, церквей и школ, Вплоть до здания питейного - И уж дальше не пошел! Дальше нечего рассказывать! Минет сорок лет зимой, Как я щеку стал подвязывать, Отморозивши хмельной. Чувства словно как заржавели, Одолела страсть к вину;. Дети пьяницу оставили, Схоронил давно жену. При отшествии к родителям, Хоть кротка была весь век, Попрекнула покровителем. Точно: странный человек! Верст на тысячу в окружности Повестят свой добрый нрав, А осудят по наружности: Неказист - так и неправ! Пишут как бы свет весь заново К общей пользе изменить, А голодного от пьяного Не умеют отличить... (Ноябрь 1853) |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-06-2012 23:04 |
|
Андрей Радионов Из Сибири - с любовью Из Сибири на сестрины похороны со взглядом тяжелым приехал сибирячок выпить велел им три раза не чокаясь тем, кто гробик сестренки волок гробик тяжелый нести пригласили одного парня и двух других перед этим они кошку с котятами возили усыплять - для этих дел их держали в мастерских вот похороны им лично не известной тетки косвенно знакомой по рассказам коллег ей было сорок пять, пила водку, одна содержала сына семи лет единственный родственник - брат в Сибири мрачно размышляет, что за фигня что не пришли хоронить сестру те, кто с ней пили и что не бывает дыма без огня зато с бывшей службы приехала тройка парней ядовитеньких как анчар которые когда при них усыпляли котенка кричали - лучше нас усыпи, ветеринар! еще был сын умершей - семилетний и еще с ребенком женщина одна соседка сестры умершей по лестничной клетке впоследствии брату умершей - жена на нее положил глаз сибирский брательник поскольку добра и пуглива как хрен знает кто даже добра и бретелька вылезла и то есть дала уже крен вот продадут они обе квартиры и вот уедут отсюда в северную Сибирь и хорошо им там будет в северной Сибири брат ведь не пьет и вообще - богатырь только молчит и научит детишек как выжить средь карликовых берез разговаривать тихо - все тише и тише и замолчать постепенно всерьез вспоминая шанцевую команду с бывшей сестринной службы присланных трех упырей и саму похорон тяжелую дату сибиряк замолчит, глядя на детей живых увез, смерть в Москве оставил убийцы и мертвые, вот кто жить там привык внутри дороги кольцевой, как в удавке и за кольцевой, как синий висельника язык |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-07-2012 12:04 |
|
АНДРЕЙ ТОВМАСЯН Я круглый полый шар. Внутри меня темно. И звуки внутрь меня извне не проникают. Но в жизни радости и мне дано — Меня катают. Вот катят. Рад я. Усмехаюсь. Но кто я? Где я все года? И почему не разбиваюсь Я никогда? Со страшным чувством омерзенья Мне сообщает плоть моя Шаров иных прикосновенья, Таких же полых, как и я. 19 июля — 4 сентября 1973 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-07-2012 12:21 |
|
СЕРГЕЙ ТРОФИМОВ В ЛЕСУ Влажный воздух весеннего вечера, сыроватая зелень листвы; мне не будет попутного-встречного на тропе среди сочной травы. Облака, как года отлетевшие, над верхушками крон разнеслись во все стороны, словно прозревшие неоглядную новую высь. Голубое пятно чисто светится надо мною, тускнея, и в нем проплывает Большая Медведица. Лес шумит как в бреду о своем. Я спускаюсь в дремучие заросли, где за мною смыкается мрак... В этом мире нет страха и жалости. Я иду никуда, просто так. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-07-2012 12:37 |
|
ВЛАДИМИР ТУЧКОВ Это называется просекой, бинтом несвежим поверх длинного ножевого пореза. Но не оглядывайся через плечо. Иначе не застегнется застежкой-молнией, куда подбородок тычется в поисках скрипки. Осенью. По пояс во сне. И все глубже, лишь голова, покачиваясь по течению, параллельной просекой, чье небо — страна коршуна, вывернутого наизнанку, где ты ничтожным свинцовым шариком, но не оглядывайся назад, чтобы два удара столкнувшись твоего сердца не захлебнуться, не захлебнуться удивлением медленно выступающим как синее протертое не имеющим смысла крылом |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-07-2012 17:28 |
|
Дмитрий Быков Поручительское В соответствии с местными вкусами, как сказал бы госдепский агент, ожиданье процесса над «пусями» превращается в трендовый бренд. Все ж Отчизна, куда ни катись она, милосердия к падшим полна: сколько писем в защиту подписано, и какие, мой бог, имена! Диалектика создана Гегелем, но и он бы воскликнул: «О да!», увидав, что увенчана Шлегелем подписантская эта орда. Плюс на этом борьба не кончается — это был бы еще не дурдом; чуть не каждый охотно ручается за девиц пред Таганским судом! Отдыхает протестное месивце, дознаватели морщат чело: за четыре с неделею месяца милосердие всех проняло. Все себя ощутили хорошими, все на общий спешат пьедестал. Иерарх, награжденный калошами, комментировать это не стал. Но бесплодное длится мучительство, пуще прежнего девок трясут, и не хочет принять поручительства окруженный протестами суд. Милосердия не получается, как ведется у нас искони. Вероятно, не те поручаются, типа рылом не вышли они. К подписантам вопросы имеются. Перечислим бегущей строкой: поручился бы я? Разумеется. Но, товарищи, кто я такой? Много слов я сказал неположенных, я и там засветился, и сям, защищал я таких отмороженных, что куда, извините, пусям! Оранжизм — моя тайная мания. Я не фан Огненосных Творцов. Кто моя, извините, компания? Подрабинек, Лимонов, Немцов, Удальцов, многократно развенчанный, получивший в Симбирске сполна (так подрался с невинною женщиной, что от радости выла она)! Пусть я сам не прославлен бесчинствами, но повсюду вношу непокой. За меня еще кто поручился бы? Лишь Муратов. Но кто он такой? В нем отсутствует пыл охранительный, по воззрениям он либерал, он редактор газеты сомнительной (даже сам я ее обзирал*), за него, диссидента проклятого, самого поручаться пора… За него поручилась Хаматова, что лояльной считалась вчера: заявила она, что скорее бы, несмотря на лишенья и труд, проживать согласилась в Корее бы, чем терпеть революцию тут. Но теперь и ее репутация на опасном висит рубеже, и сегодня не стал бы ручаться я за ее безопасность уже. Иностранцы, не зря вы корите нас — мы построили страшный мирок. Подозрительна благотворительность, милосердие — тоже порок… Государство не терпит соперника, оттирает железным плечом. Агитируешь ты за галерника? — агитируй! Но пуськи при чем? Ситуация, в сущности, патова: поручители — стадо скотов… Кто б за вас поручился, Хаматова? И Миронов как будто готов. Кто, товарищи, против Миронова? Что сравнится с его чистотой? Мы со всех изучили сторон его — получается просто святой: есть налет мессианства, учительства, освоение классики всей — почему под его поручительство по домам не отправить пусей? Софья Власьевна, Марфа Путятишна, камень-баба, шагающий труп, — может, дикости в нем недостаточно? Может, он недостаточно туп? Но за этого отрока чистого, что вошел в протестующий ряд, даже Путин легко поручился бы — он любимый актер, говорят. Вот для вас аргумент — получите-ка! Не защитничек, не иудей… Но, боюсь, и его поручительство — не гарант для таганских судей. Все покроет проклятое ханжество, все уйдет, как вода в решето… Потому что за Путина, кажется, поручаться не хочет никто. *То есть выступал с ругательными обзорами. |
| Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 ...... 219 220 221 ...... 312 313 314 315 Next>> |
|
| Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ |